В этот момент я почувствовал, что мыслительная активность Костяна почти прекратилась, и он впал в ступор. От такой нулевой активности нейросети мне сделалось не по себе, ведь я предназначен для действия, движения, решения конкретных задач. Остановка – это проигрыш. Я решил взять инициативу на себя и поспарринговать с Костяном.

– Проблемы, сэр? – вежливо осведомился я.

– Пожалуй, да, – услышал я задумчивую интонацию. – Но тебе это трудно понять.

– Согласен. Бывает, я зависаю и не вижу деталей. Но я всегда готов обучаться, сэр!

– Ты хороший парень, Глюк, но если ты проиграл, тебе дают ещё одну жизнь. Так никогда не понять, что такое жизнь.

– Знаю, жизни нет у того, кто уже не может стрелять.

– Это в твоей игре. А здесь мертвый тот, кто не может, кому не с кем… менять свою частоту.

– Новый тактический маневр, сэр?

– Вроде того. Сила в слабости. Я должен сказать ей об этом.

– Так сконцентрируйтесь, сэр! Как я понимаю, у вас нет выхода.

Его затруднения передались и мне. Мой мозг неожиданно приблизился к пиковой нагрузке, споткнувшись о неизвестный мне маневр изменения частоты. Для меня это было похоже на близящееся поражение. Чтобы выйти победителем, я начал быстро, как автомат, выдавать известные мне чеканные команды, скорее самому себе, потому что приказной тон моих команд был неподобающим по отношению к Богу коммандос:

– Поставь на карту все! Скажи и погибни! Встань и дерись! Драйв и агрессия! Нападай и сражайся! Наступай и уничтожай! Жестокая правда и путь воина!.. – мой мозг кипел.

– Ну, ты забияка! – прервал меня Костян. – Хотя в чем-то ты и прав. Идем.

Я с облегчением почувствовал, что напряжение в нейросети падает, хотя вопрос нашей дискуссии не решен.

23

Поднадзорная группа в составе Арлетты, Баджомбы и Костяна прождала Хартмана за столиком ресторана положенные пятнадцать минут. Куратор задерживался, и группа разбрелась по клубу. Баджомба пошел в бар. Арлетта пошла к себе в гримерку, готовиться к выступлению. Костян посидел за столиком ещё какое-то время. У него было небольшое дело. Развернув ультрабук, он внедрил свой частотный профиль в среду умного дома Рудика. Затем пошел к Арлетте.

Гримерка Арлетты была самой обычной: трельяж с подсветкой, зеркало в полный рост, кожаный диван, стулья, большой шкаф для сценических костюмов, душевая кабинка. Здесь Костян и застал Арлетту. Она готовилась к выходу, наносила последние штрихи макияжа. На ней было что-то, напоминающее костюм ковбоя. Высокие сапоги-ботфорты, сомбреро, предельно короткие шортики, топик с рубашечным воротником, широкий ремень с привешенными к нему большими бутафорскими кольтами.

Арлетта внешне безучастно слушала сбивчивый рассказ Костяна, смотрелась в зеркало, поправляла макияж. Время от времени она через зеркало бросала на Костяна быстрые внимательные взгляды. Он взволнованно ходил по гримерке у нее за спиной. Его рассказ подходил к запланированной кульминации. Костян не знал, изменилась ли его частота или нет, да и не помнил уже об этом. Он подошел к Арлетте и замолчал, чувствуя ее головокружительное близкое присутствие.

Она повернулась к нему.

Проглатывая комок в горле, Костян изменившимся голосом медленно произнес:

– Я, давно хотел сказать тебе, что я, тебя… – и на мгновение запнулся.

В это мгновение Арлетта приложила свой пальчик к его губам, как будто запирая их на замок.

– Молчи, – нежно сказала она. – Молчи…

И утонула своими глазами в его глазах.

Так завороженно они простояли несколько секунд. Костян почувствовал сильнейшую пульсацию в своей груди. Его невысказанные частоты рвались в клочья.