Когда-то Дериногин был молодым бойким оперативником, и расколоть такого жирного писаку как Артюхов ему не составляло труда. Достаточно было ткнуть пару раз дубинкой под ребра и громко пообещать продолжения. Используя этот незамысловатый метод, молодой Дериногин преуспевал и довольно резво, с помощью тестя-покровителя, продвигался по служебной лестнице. Он усвоил сразу и прочно, что жизнь – это рай для грешников и негодяев. Его повышали в должностях и званиях до тех пор, пока он не достиг такого положения, для которого не очень-то подходил. Здесь начинался уровень его некомпетентности, где он застрял навсегда, олицетворяя принцип болвана в шикарном кабинете. Прогресс любой вертикальной иерархической системы приводит к пункту, где она спотыкается. В этот раз она споткнулась на Дериногине.
Уже второй час Дериногин тупо задавал одни и те же вопросы, и так же тупо Артюхов твердил о своей непричастности. Допрос заходил в тупик. Зацепок для выдвижения какой-нибудь версии у Дериногина не было. Оперативных сводок по данному вопросу тоже не поступало. Поручать это дело подчиненным пока не хотелось, чтобы не привлекать лишнего внимания к своей персоне. Оставалось старое, доброе, испытанное средство – дубинка.
Дериногин сурово подошел к массивному сейфу, открыл его, и нашел свою потертую боевую подругу между бутылкой дорогого коньяка и солнцезащитными очками в стиле «большой босс». С дубинкой в руке, величавыми шагами хозяина положения, генерал стал приближаться к жертве.
От страшного предчувствия, что сейчас будет больно и очень больно, у Артюхова стало горячо внизу живота. Предчувствие боли поглотило Артюхова настолько, что он не мог дать себе отчет в том, обмочился ли он уже, или еще нет. Конечно, у Артюхова имелись смутные подозрения, связанные со сложной девочкой Катей и зловещими ЦРУ и КГБ за ее спиной. Но подозрения были бездоказательные, поэтому Артюхов предпочитал о них помалкивать, тем более что все сказанное сейчас могло обернуться против него самого.
Грозную поступь Дериногина в направлении Артюхова прервал мелодичный сигнал стоящего на столе компьютера. Дериногин подсел к монитору и увидел почтовое уведомление. О письме, которое доставил ему резидент Костяна.
Содержание письма показалось Дериногину подозрительным. С чего это он должен заниматься такой ничтожной работой, как оказание медпомощи обитателям окраинных гетто? И чьим трупом ему предлагают заняться? Плюнуть и не ехать? Но настораживало фигурирование в письме высокого чина КГБ. Что за этим кроется? Наверно, придется ехать и отрабатывать поступившую информацию, даже если она не соответствует. Вблизи начальства надо быть начеку. По внутренней связи Дериногин поручил помощнику узнать, действительно ли остановился в Гранд-отеле означенный высокий чин. Информация немедленно подтвердилась. И, как ни странно, доставила Дериногину некоторое облегчение. Теперь, хотя бы на время, можно было не думать над артюховской головоломкой, и вообще ни о чем не думать, а выполнять приказ начальства, – бодро, лихо, молодцевато, – как раз то, что Дериногину удавалось лучше всего.
Артюхова следовало отправить в камеру, пусть пока посидит, подумает и что-нибудь вспомнит. Дериногин так и сделал, вызвав конвоиров. Своему помощнику генерал строго наказал никого к Артюхову не пускать, иначе, чего доброго, писака начнет со страху давать дежурному следователю признательные показания. Тогда в протоколе могут всплыть давние факты о том, как Артюхов поставлял Дериногину, в служебных, разумеется, целях, молоденьких журналисточек без комплексов.