– …во главе со светлейшим князем Голицыным-Тобольским, – подхватил Виленкин.

– Типун вам на язык, уважаемый Александр Абрамович, – хмыкнул Виталий. – У меня и без того хлопот полон рот. Вдобавок я в экономике, тем паче в финансах ни ухом ни рылом. Назначать меня…

– Тем не менее, Регентский совет счёл вас достойным, – перебил Виленкин. – Посему ежели и вскочит типун на моём языке, вам от того, милостивый государь, легче не станет. Да-с.

Виталий уставился вначале на него, затем повернул голову к Герарди и шёпотом спросил:

– Он о чём?

– О вашем назначении председателем Особого совета, – пожал тот плечами. – И более всех на нём настаивал опять-таки Кирилл Владимирович. Разумеется, он и тут немало оснований привел. Дескать, нельзя обижать столь заслуженного человека, как светлейший князь, чтоб тот без должности хаживал. Притом солидной. Понятно, отчего он о ней не заикается. Скромность. Так давайте сами ему порадеем. Потому и настаивал на срочности. Мол, вернётся, а мы ему сюрприз преподнесём.

– Это не сюрприз, – покачал головой Виталий. – Скорее серп.

– Какой серп? – опешил Герарди.

– Которым по… изделиям Фаберже чиркают, – с трудом удержался Голицын от откровенной нецензурщины. – Одного не пойму, почему на все их предложения сёстры царя соглашались?

– Скорее всего, неудобно было. Как-никак родство. Опять же возраст почтенный – дедушки, хоть и неродные.

– Ясно, – кивнул Виталий. – Выходит, оренбуржцев дожидаться нельзя. Эти орлы могут за время их отсутствия такого наворотить, что потом годами не расхлебаем.

– Да и когда вернутся, толку от них ждать нечего, – добавил Виленкин. – Не знаю уж, чего им там Кирилл Владимирович напел, но, скорее всего, припугнул. Дескать, им теперь из Москвы до конца жизни отлучаться нельзя, поскольку постоянно заседать требуется.

– И они?… – похолодел Виталий.

– Прошения подали об отставке. Дескать, ныне слишком серьёзные вопросы на Совете предстоит решать, в масштабах всей России, потому не потянут. Писали явно под диктовку великого князя – уж слишком красиво и логично.

– Все?!

– Кроме Дутова. Я об этом узнал слишком поздно, уже на заседании, когда они их подали, – упреждая очередной упрёк Голицына, пояснил Виленкин. – Хотя на самом деле истинная причина их ухода другая. Оба от того памятного дня голосования по заложникам не отошли. Полковник Акулинин так прямо и заявил. Дескать, если ему ещё раз придется решение принимать, от которого людские жизни будут зависеть, у него голова вовсе поседеет. А оно, к гадалке не ходи, непременно случится, когда мы к Петрограду подойдём.

«Моя вина! – промелькнуло в голове Голицына. – Поглядел на невозмутимого Дутова и решил, что с прочими оренбуржцами тоже проблем не будет, всё-таки вояки оба, цельные полковники. Оно же вон как обернулось. А теперь ничего не поделаешь, поезд ушёл».

– Значит, надо обходиться своими силами, – мрачно подытожил он, – а с ними у нас не густо.

– Если не сказать «пусто», – уныло согласился Герарди.

– Ну-у, если к нашей троице добавить сестёр императора – пятеро. Хотя спору нет, меньшинство. То бишь как ни воюй, любое самое безумное решение они тупо пробивают большинством голосов.

– Кто бы мог подумать, что они такую скорость разовьют, – вздохнул Виленкин.

– «Кто бы мог?» – зло передразнил его Виталий. – В конце концов, ты Абрамыч или тайный Иваныч?!

– Ваше благородие завсегда не по делу лаяться изволите, – обиженно откликнулся Виленкин. – А я меж тем, что возмог, то и учинил.

– Подтверждаю, – заступился за него и Герарди. – Скорее с меня спрашивать надобно. Упустил, каюсь. Но вы, Виталий Михайлович, столь основательно меня загрузили в самые первые дни, что мои помыслы, признаться, весьма далеки от великих князей были.