Тот стоял повыше у сохранившегося ледяного утёса. Видимо, его раскололо пополам, так что остаток торчал мутновато-голубым зеркалом.

Я тоскливо поглядел вверх. Снег курился всё сильнее, и где-то на километр выше мимолётно проглянул страшной крутизны склон Катынтау.

«И нам туда лезть?», – панически подумал я.

Монах обернулся и помахал рукой:

– Поднимайся, Андрей!

Я стал взбираться к нему. Вот влип – со спятившим монахом на самом грандиозном ледопаде Кавказа! Но тут стало не до рассуждений. Ветер словно сорвался с цепи: сёк снегом глаза, раздувал куртку, пытался сбросить в бездну, где уже бесновалась белая круговерть. Ясная погода в одну минуту сменилась пургой.

Наконец обледенелые гамаши монаха оказались на уровне моих глаз, но тут яростный порыв ветра буквально сдул меня – ноги заболтались в пустоте, одна рука сорвалась с ледоруба, и я отчаянно пытался удержаться за металлический клюв другой. К счастью, ледоруб был плотно вбит в снег, но потерявшие чувствительность пальцы уже соскальзывали…

Меня рванули за шиворот так, что я буквально взлетел, и лицо монаха оказалось напротив моего. И в самом деле спятил: глаза блестят зелёным, как у кота, волосы и усы белые от инея, а губы кривятся в сумасшедшей улыбке.

– Лёд! – провозгласил он. – Ты, наверное, не знаешь, но это самое странное вещество во Вселенной. Даже простое зеркало обладает необычными свойствами, а уж ледяное…

Я не знал, что ответить, пытаясь прийти в себя. А монах пристально поглядел на меня, и лицо из оживлённого вдруг сделалось прежним – худым и жёстким.

– Посмотри в это зеркало, – потребовал он. – Скажи, что ты видишь в нём.

Я оглянулся – но вокруг никого, лишь летящий снег. Как хотел бы снова оказаться в том «санатории», пусть и на положении пленника!.. Потом, почти помимо моей воли, глаза обратились к ледяному зеркалу.

Это действительно было зеркало! Из мутноватой глубины выплыло искажённое, но явно моё лицо. За ним я разглядел причудливо искривлённый пейзаж, но это были не горы, да их и не увидеть из-за метели. Я стал вглядываться…

Странно, что вроде железнодорожной станции, отражённой в кривом зеркале. Пути, платформа с карикатурными людьми, изогнутые дугой вагоны…

Я хотел оглянуться, но услышал только удаляющийся голос монаха:

– Береги цветок.

И всё исчезло…

Вот я и прочёл первые файлы.

Тогда я впервые посетил другой мир. Хотя почему другой – ведь то была лишь тень, которую наш мир отбрасывает в будущее…

Но лишь недавно я стал понимать это, а тогда был моложе, и окружающее казалось мне простым и ясным. Теперь мне известно больше, и понятнее стали слова царя Соломона: «В многой мудрости много печали».

И всё равно я знаю недостаточно. Хотя моё нынешнее положение позволяет докопаться до любых событий прошлого, но информации слишком много. Так что подборка будет во многом случайной…

Сибил ведёт машину по городу, когда раздаётся сигнал мобильного телефона. Это особая мелодия, и Сибил чувствует приятный холодок возбуждения. Она не касается кнопки ответа, а вместо этого включает навигатор. На дисплее появляется схема улиц – это Сан-Франциско, – и стрелка начинает прокладывать курс. Я не очень понимаю английские названия и слежу невнимательно. Наконец прибыли.

Сибил оставляет машину на стоянке, тёмно-зеркальная стена небоскрёба нависает над ней. Похоже, здесь какая-то финансовая компания, со швейцаром у входа, но Сибил идёт не к парадной двери, а огибает здание.

Здесь швейцара нет, а неприметная дверь открывается автоматически.

В холле чёрный и белый мрамор, яркие точки светильников, ни души. Сибил неуверенно оглядывается и нажимает кнопку лифта. Дверь открывается, в кабине Сибил не трогает ничего, но лифт сразу приходит в движение.