– Целковых?

– Так в древности называли рубль. Вместо горсти мелочи ввели целый серебряный рубль, отсюда и название.

– Это же не Егор так сказал, это же вы опять поражаете меня своим словарным запасом?

– Целился теперь в ваше левое предсердие, – победно улыбнулся Никита.

– А попали в желчный пузырь! Расскажите просто, без своих витиеватых выражений, что было дальше, тогда, может быть, попадете в левое предсердие.

– А может быть, и в какой-нибудь другой, не менее важный орган?

– Вы очень наглы.

– Я имел в виду…

– Вернитесь уже к рассказу, пожалуйста!

– Слушаюсь! И старик, засунув руку в карман куртки, вынул из него плоский медный жетон, с короткой цепочкой, на котором были выгравированы какие-то непонятные знаки и странные закорючки, отдаленно похожие на буквы неизвестного Егору языка. Старик сообщил, что сегодня этот жетон уже хотели купить, но он на всякий случай сказал, что товар уже продан, и спрятал его в карман, на случай, если вдруг его сон был «в руку» и скоро появится человек, который даст за жетон не триста рублей, а три тысячи. «И вот… – сказал старик Егору своим надтресну… старческим голосом, протягивая ему жетон. – И вот вы стоите передо мной. Сон не обманул меня».

– И Егор купил его за три тысячи? – спросила Алена Семеновна.

– Сначала Егор хотел положить жетон на прилавок и смыться, ему совершенно не хотелось платить три штуки за какой-то кусок меди, однако, едва жетон оказался у него в руке, желание смыться у него мгновенно исчезло. И да, он купил его за три тысячи и только после этого ушел.

– Что же такое произошло, что Егор не смог не купить этот жетон?

– Из жетона выскочил живой енот. Егор был так очарован, что купил жетон вместе с енотом и они ушли втроем – Егор, енот и жетон. И жили они долго и счастливо.

Шутка не подействовала. Никита и сам понял, что шутка неудачная, учитывая исчезновение Егора. Алена Семеновна это подтвердила, она вздохнула и закатила глаза. Вернув глаза на место, молча смотрела на Никиту, призывая его к продолжению рассказа. И Никита тут же продолжил:

– Егор не смог объяснить, почему же он все-таки купил жетон. Я тоже спрашивал его об этом, но он мямлил сначала что-то о жалости к старику, дескать, он был так жалок, так стар, что сердце Егора дрогнуло, то да се. «Да к тому же, – говорил Егор, – жетон выглядел так необычно, даже загадочно, да еще и довольно круто, что я вдруг захотел его иметь у себя даже за такие деньги».

– А на самом деле?

– Вы правы, Алена Семеновна, это были лишь отговорки. В конце концов Егор признался мне, что он и сам не понимает, почему этот жетон оказался в его собственности. Он сказал мне, что в момент, когда он только коснулся жетона, он ощутил, как от руки по всему телу вдруг разлилась волна такого блаженства, такого спокойствия, такой легкости, и еще чего-то такого, чего и описать-то невозможно, что Егор просто не смог положить жетон на прилавок. Он сказал, что жетон словно заставил его купить его.

– Заставил?

– Так сказал Егор.

– Понятненько… – Алена Семеновна побарабанила тонкими пальчиками по стойке.

– Может быть, еще кофейку и пять капелек коньяку в нем? – поинтересовался Никита.

– Слишком много кофе для такого позднего времени.

– Тогда, может быть, только пять капелек коньяка, без кофе? – робко предложил Никита.

– Умеете вы уговаривать, – сказала Алена Семеновна.

– Округлим до 50? – уточнил Никита.

– Мне всегда больше нравилось число «100», – призналась Алена Семеновна.

Людей в баре становилось все больше. Никита налил Алене Семеновне 100 грамм коньяка, а сам сбегал к другим клиентам. Вернувшись, они продолжили разговор. Алену Семеновну интересовало все – как выглядел жетон и что на нем было изображено. Никита рассказал все, что вспомнил.