– Это верно. Но человек ко всему привыкает… даже к тому, что годы считаются в зимах!

– Ну раньше на Шаране были длинные зимы, и хоть три года могло пройти, пока зима кончится. А сейчас сезоны выровнялись, – не сдержала улыбки Нура.

– Еще одна причина, по которой я рад, что не попал сюда в Эру богов, пока шло заселение. Представить не могу, как сложно приходилось тем, кто попал на Шаран в то время. И ладно, если из какого-нибудь Средневековья, а если, как я, из двадцать первого века?

Люди оказывались здесь из разных временных эпох, поскольку Шаран прорывал своей магией материю не только пространства, но и времени. Конечно, большинство людей, заселивших новый мир, прибывали из ранних тысячелетий, а из тех двух сотен лет, что считались наиболее продвинутыми, было меньшинство. В конце концов, что такое сотня лет для цивилизации, существовавшей миллионы? Слишком мало. Да и люди, привыкшие к удобствам, вроде тех, которые есть сейчас у Нуры, едва ли могли конкурировать с теми, кто привык спать под открытым небом и махать мечом.

– Знаете, – пробормотал мужчина, – я иногда вспоминаю свою семью… Они ведь наверняка меня искали, а теперь я для них без вести пропавший. Сколько таких на Земле? Не просто пропавших, а украденных Шараном? Ведь со времен заселения этот мир открывал порталы в разные времена…

– Двадцать первый век – последний век, куда Шаран открывал Норы.

– Да… Потому тут и считают, что на Земле случилось что-то ужасное, и отрицают двадцатые века?

– Уже не отрицают. И не всегда все отрицали. Хотя, в общем, вы правы…

– Так, что-то я вас отвлек! Я же должен найти… – Мужчина опустил голову к журналу, снова листая его.

– Ой, ничего страшного. Мне в радость. Не каждый день встречаешь кого-то с Древней родины. Вы, кстати, хорошо говорите на нашем языке, без акцента.

– Я датчанин, – пояснил мужчина, не отрываясь от страниц. – А язык в кантонах – это дикая смесь славянских и скандинавских языков. Так что многие слова я и так знал, однако первое время пришлось потрудиться, чтобы понять, чего от меня хотят. Здесь ведь многие языки перемешались. В Гестиде говорили на латыни и греческом, в Республике говорят на славянских языках, в Тирланде более-менее сохранился английский, в Леоне – французский… В общем-то это ведь все те же люди с Земли, просто слившиеся между собой за время Эры богов, когда выживать можно было лишь объединившись… Нашел! Кея Йон!

Нура вздрогнула. Она так увлеклась беседой, что начала забывать, зачем вообще пришла.

– Ага! Теперь я вспоминаю… Они пришли в третий день второй весенней декады. А имя… Точно! Когда я спросил, как обращаться к женщине, она сказала, мол, зовите Махаон. Вот я и записал.

– Махаон? Как бабочка? – уточнила Нура.

Вспомнились слова из статьи Эрики о Драконе, который держал для себя «бабочек» – молодых девушек. Неужели эта зацепка куда-то приведет?

– Вот и я удивился, даже отметил себе карандашом. – Мужчина поднял журнал и постучал пальцем по строчке, где рядом с именем Кеи были нарисованы кривоватая бабочка и мелкие буквы странного имени.

Рисунок бабочки. Предки! А ведь Нура уже видела подобное! Как она могла забыть?! Визитка стриптиз-клуба из кармана Кеи, где кто-то (возможно, сама сестра) изобразил бабочку. Это явно зацепка!

– Они взяли фотосессию, печать фотографий и альбом… Хм… На память. Эта Махаон болела миазмой.

Нура вздрогнула, услышав название страшной болезни. Она появлялась, когда организм по какой-то причине неправильно накапливал магию и в теле начинали образовываться магические кристаллы, прорывавшие кожу и раздирающие внутренние органы…