Когда мы приезжали в гости к бабушке с дедом, то только у них по утрам солнце освещало все комнаты, и пахло смородиновыми тарочками (выпечка Забайкальских семейских). Я просыпалась от ослепительного солнечного луча, терзающего глаза, а из замочной скважины кухонной двери тонкой струйкой вытекал булочный ванильно-пряный аромат. Бабушкины гигантские пироги волновали обоняние, становилось не до сна. В детстве всё кажется большим, не только выпечка. В квартире у бабы с дедом были высокие желтые стены, широкие жёлтые занавески и необъятный обитый лимонно-желтыми досками пол. Наверное, они очень любили этот цвет. Или просто такой ремонт делали застройщики из СССР, а мамины родители не стали заморачиваться и жили с этим дизайном.

Я с папой и мамой проживали хоть и на окраине города, но неподалёку от наших любимых стариков. Всегда был выбор, как добраться до них, либо пойти на общественный транспорт, либо пешком в режиме приключений.

Летом путь пролегал через цветочные полянки и облепиховую изгородь, преодолевая крутые склоны вдоль реки, самодельные деревянные переправы и железнодорожный мост. Я всегда была впереди. Помню, как меня несёт трехколесный велосипед. На его ручках подпрыгивает оранжевая бахрома, а на руле трясётся корзинка с игрушками. Родители постоянно догоняют и подхватывают меня. Боятся, что, преодолевая все барьеры, я сорвусь вниз и угожу в реку. Но я всегда наверняка знала, что делаю, в детстве вообще было ощущение всемогущества!

А зимой меня возили на санках. Я не забуду это «деревянное» ощущение, будто ты египетская мумия, ведь натуральная черная шуба именно так и чувствовалась на теле. Шеей нереально было вертеть. Приходилось лежать в санках неподвижно и смотреть на небо, ловить ресницами падающий снег. Санки эти мы никак не могли потом выбросить несмотря на то, что они стали опасными. Их полозья спустя десять лет исказились и заострились. Раньше вообще не принято было выбрасывать вещи, тем более из какого-нибудь сплава, металла, дерева. Всё в хозяйстве пригодится!

Родственники умирали, а балкон так и наполнялся хозяйством. Вот и санки кочевали из квартиры на балкон и обратно, так однажды моя сестрёнка подпрыгнула около выключателя чтобы включить свет и напоролась на эти злополучные заостренные санки, которым не было места в квартире, и они просто стояли опертые на стену, своими ножами вверх!

Всё что было дальше – это кровь густым фонтаном, заплаканная и трясущаяся мать, скорая медицинская помощь и распоротое маленькое бедро, ближе к бедренной артерии. Врачи сказали, что еще миллиметр и спасти бы не удалось, в тот раз ей повезло.

Настя вообще очень часто переживала сильные травмы. И губу зашивали и зуб восстанавливали.

Лёд будто замер в тот миг, когда Мишкина клюшка, описав широкую дугу, случайно угодила Насте прямо в лицо. Звук был резким, каким-то неестественным, а потом всё залила кровь. Красная струя хлестала на белый лед, окрашивая его в зловещий багровый цвет. Настя, ошарашенная, даже не сразу поняла, что произошло. Лишь когда почувствовала острую боль в губе и увидела кровь на своих руках, осознала масштаб трагедии.

В больнице суетились врачи, быстро оценивая повреждения. Губу зашили довольно быстро, но вот с зубом пришлось повозиться. Удар был такой силы, что откололся значительный кусок. Стоматолог долго колдовал, пытаясь восстановить его форму. Она заплаканная, мужественно выдержала все процедуры.

После случившегося Мишка долго ходил сам не свой. Он постоянно извинялся перед Настей и нашей мамой, чувствуя себя виноватым в произошедшем. Хоккей он, кстати, бросил, так и не смог больше взять в руки клюшку. Настя же, несмотря на пережитый ужас, нашла в себе силы вернуться на лёд. Шрам на губе, хоть и едва заметный, остался напоминанием о том злополучном дне.