В РКП я никогда не состоял, потому что чувствую себя гораздо левее.

Любимый мой писатель – Гоголь.

Книги моих стихов: «Радуница», «Голубень», «Преображение», «Сельский часослов», «Трерядница», «Исповедь хулигана» и «Пугачев».

Сейчас работаю над большой вещью под названием «Страна Негодяев».

В России, когда там не было бумаги, я печатал свои стихи вместе с Кусиковым и Мариенгофом на стенах Страстного монастыря или читал просто где-нибудь на бульваре. Самые лучшие поклонники нашей поэзии – проститутки и бандиты. С ними мы все в большой дружбе. Коммунисты нас не любят по недоразумению.

За сим всем читателям моим нижайший привет и маленькое внимание к вывеске: «Просят не стрелять!»

14 мая 1922. Берлин

Глава 1. «Товарищи по чувствам, по перу…»

Горький, Ходасевич, Клюев, Блок, Маяковский, Бунин, Мариенгоф, Гиппиус… Кто-то был Есенину близким другом, кто-то никогда не встречался с ним, кто-то обожал, кто-то ненавидел, кто-то дал путевку в литературную жизнь, а кто-то сыграл роковую роль… У каждого очерка – яркий стиль автора, непохожий взгляд на мир, предвзятость, связанная с личными взаимоотношениями с поэтом, творческим соперничеством, с собственной судьбой в Советской России или эмиграции, – вместе они складываются, как фрагменты мозаики, в единый портрет.

Переехав из Москвы в Петроград в 1915 году, Есенин начал знакомиться с литераторами и обрастать полезными знакомствами. Первый, к кому он пришел, был Александр Блок (которого он впоследствии назовет «поэтом бесформенным»). «Блока я знал уже давно, – но только по книгам. Был он для меня словно икона… я решил: доберусь до Петрограда и обязательно его увижу. Хоть и робок был тогда, а дал себе зарок: идти к нему прямо домой. Приду и скажу я: вот я, Сергей Есенин, привез вам свои стихи. Вам только одному и верю. Как скажете, так и будет». В первый свой приход Есенин Блока не застал и оставил записку с просьбой принять его. Пришел второй раз. «Встречает меня кухарка, – “Тебе чего, паренек?” – “Мне бы, отвечаю, Александра Александровича повидать”. …Посмотрела на меня, вытирает руки о передник и говорит: “Ну ладно, пойду скажу. Только ты, милый, выйди на лестницу и там постой. У меня тут, сам видишь, кастрюли, посуда, а ты человек неизвестный. Кто тебя знает!” Ушла и дверь на крючок прихлопнула. Стою. Жду. Наконец дверь опять настежь. “Проходи, – говорит, – только ноги вытри!”»

Блоку понравились стихи Есенина, и он дал ему несколько рекомендательных записок, М. Мурашеву и С. Городецкому («Посмотрите и сделайте все, что возможно»), которые и ввели молодого поэта в литературное сообщество. Городецкий вспоминал: «Стихи он принес завязанными в деревенский платок. С первых же строк мне было ясно, какая радость пришла в русскую поэзию. Начался какой-то праздник песни. Мы целовались, и Сергунька опять читал стихи. Но не меньше, чем прочесть стихи, он торопился спеть рязанские “прибаски, канавушки и страдания”… Застенчивая, счастливая улыбка не сходила с его лица. Он был очарователен со своим звонким озорным голосом, с барашком вьющихся льняных волос, – которые он позже будет с таким остервенением заглаживать под цилиндр, – синеглазый».

Искусствовед М. Бабенчиков: «О Есенине в тогдашних литературных салонах говорили как о чуде. И обычно этот рассказ сводился к тому, что нежданно-негаданно, точно в сказке, в Петербурге появился кудрявый деревенский паренек, в нагольном тулупе и дедовских валенках, оказавшийся сверхталантливым поэтом. Прибавлялось, что стихи Есенина уже читал сам Александр Блок и что они ему понравились. Рассказ этот я слышал в различных вариантах, но всегда в одном и том же строго выдержанном стиле. Так, о Есенине никто не говорил, что он приехал, хотя железные дороги действовали исправно, Есенин пешком пришел из рязанской деревни в Петербург, как ходили в старину на богомолье. Подобная версия казалась гораздо интереснее, а, главное, больше устраивала всех. Есенин, так или иначе, но попал в Петербург в 1915 году и был совершенно осязаем, а не бесплотен, как его пытались изображать столичные снобы».