«Крестьянин, Есенин», представляла его своим гостям Зинаида Гиппиус. Есенин не только читал стихи, но и пел под гармошку частушки, ему льстило внимание, которое ему оказывали, но позднее он осознал нелепую, оскорбительную роль, отведенную ему. «Салонный вылощенный сброд» в одном из стихотворений назовет он публику, перед которой выступал. В начале 1925 года в газете «Парижские новости» Гиппиус писала: «…Есенин, в похмельи, еще бормочет насчет “октября”, но уж без прежнего “вздыба”. “Кудри повылезли”, и он патетически восклицает: “живите, пойте, юные!”»

Через несколько месяцев Есенин ответил памфлетом «Дама с лорнетом», где мстил и за те унижения, которым она, женщина язвительная и надменная, подвергала его в Петербурге:

«Когда-то я мальчиком, проезжая Петербург, зашел к Блоку. Мы говорили очень много о стихах, но Блок мне тут же заметил, вероятно по указаниям Иванова-Разумника: “Не верь ты этой бабе. Ее и Горький считает умной. Но, по-моему, она низкопробная дура”. Это были слова Блока. После слов Блока, к которому я приехал, впервые я стал относиться и к Мережковскому и к Гиппиус – подозрительней. Один только Философов, как и посейчас, занимает мой кругозор, которому я писал и говорил то устно, то в стихах; но все же Клюев и на него составил стихи, обобщая его вместе с Мережковскими.

– Что такое Мережковский?

– Во всяком случае, не Франс.

– Что такое Гиппиус?

– Бездарная завистливая поэтесса.

В газете “Eclair” Мережковский называл меня хамом, называла меня Гиппиус Альфонсом за то, что когда-то я, пришедший из деревни, имел право носить валенки.

– Что это на вас за гетры? – спросила она, наведя лорнет.

Я ей ответил:

– Это охотничьи валенки.

– Вы вообще кривляетесь».

В Петербурге же, уже после революции, Есенин сошелся с А. Мариенгофом, В. Шершеневичем и А. Кусиковым, с которыми основал «Орден имажинистов». В Москве имажинисты открыли кафе «Стойло Пегаса», кабак и литературный клуб в одном. Кафе, просуществовавшее с сентября 1919 по 1922 год, находилось на Тверской в доме № 37. До 1919 года здесь размещалось артистическое кафе «Бом» М. Станевского, клоуна из знаменитого дуэта «Бим-Бом». Станевский эмигрировал, а кафе было национализировано. Вот как описывал обстановку в «Стойле Пегаса» в 1921 году И. Старцев: «Двоящийся в зеркалах свет, нагроможденные из-за тесноты помещения чуть ли не друг на друге столики. Румынский оркестр. Эстрада. По стенам роспись художника Якулова и стихотворные лозунги имажинистов. С одной из стен бросались в глаза золотые завитки волос и неестественно искаженное левыми уклонами живописца лицо Есенина в надписях: “Плюйся, ветер, охапками листьев”».

Актер И. Ильинский в своей книге «Сам о себе» писал: «Как-то раз на Тверском бульваре я видел трех молодых людей, в которых узнал Есенина, Шершеневича и Мариенгофа (основных “имажинистов”»). Они сдвинули скамейки на бульваре, поднялись на них, как на помост, и приглашали проходивших послушать их стихи. Скамейки окружила не очень многочисленная толпа, которая, если не холодно, то, во всяком случае, хладнокровно слушала выступления Есенина, Мариенгофа, Шершеневича. Мне бы только любви немножко и десятка два папирос, декламировал Шершеневич. Что-то исступленно читал Есенин. Стихи были не очень понятны и выступление носило какой-то футуристический оттенок».

Есенин и Мариенгоф стали закадычными друзьями, их биографии так переплелись, что Мариенгоф, талантливый поэт и писатель, так и вошел в историю литературы, как друг Есенина. «По не известной никому причине ходили по Тверской и прилегавшим к ней переулкам в цилиндрах, Есенин даже в вечерней накидке, в лакированных туфлях. Белые шарфы подчеркивали их нелепый банальный вид. Эти два молодых человека будто не понимали, как неестественно выглядят они на плохо освещенных, замусоренных улицах, такие одинокие в своем франтовстве, смешные в своих претензиях на светскую жизнь, явно подражая каким-то литературным героям из французских романов. Есенин ходил слегка опустив голову, цилиндр не шел к его кудрявым волосам, к мелким, женственным чертам его лица», – оставила воспоминания журналистка и редактор Анна Берзинь.