– Давай цветов насажаем. Красиво будет.

Она усадила Виктора наземь, прислонив к яблоне, чтобы он не падал. Но он все равно сейчас же упал – на бок.

– Ну, ты, сиди! – прикрикнула Лида, встряхнула его и усадила покрепче. – Глупый ребенок. Другие уже сидят в этом возрасте.

Она говорила нарочно громко, чтобы Коростелев на террасе услышал и понял, какая она взрослая и умная. Искоса поглядывая на него, она принесла ноготков и воткнула в землю, вскопанную Сережей, приговаривая:

– Вот видишь, до чего красиво!

А потом принесла из-под желоба белых и красных камушков и разложила вокруг ноготков. Она растирала землю в пальцах и прихлопывала ладонями, руки у нее стали черные.

– Не красиво разве? – спрашивала она. – Говори, только не ври.

– Да, – признался Сережа. – Красиво.

– Эх, ты! – сказала Лида. – Ничего без меня не умеешь сделать.

Тут Виктор опять упал, на этот раз затылком.

– Ну и лежи, раз ты такой, – сказала Лида.

Виктор не плакал, сосал свой кулак и изумленно смотрел на листья, шевелящиеся над ним. А Лида взяла скакалку, которою была подпоясана вместо пояса, и принялась скакать перед террасой, громко считая: «Раз, два, три…» Коростелев засмеялся и ушел с террасы.

– Смотри, – сказал Сережа, – по нем муравьи лазиют.

– Фу, дурак! – с досадой сказала Лида, подняла Виктора и стала счищать с него муравьев, и от чистки его платье и голые ноги почернели.

– Моют, моют его, – сказала Лида, – и все он грязный.

Мама позвала с террасы:

– Сережа! Иди одеваться, пойдем в гости.

Он охотно побежал на зов – в гости ходят ведь не каждый день. В гостях хорошо, дают конфеты и показывают игрушки.

– Мы пойдем к бабушке Насте, – объяснила мама, хотя он не спрашивал – неважно к кому, лишь бы в гости.

Бабушка Настя – серьезная и строгая, на голове белый платочек в крапушку, завязанный под подбородком. У нее есть орден, на ордене Ленин. И всегда она носит черную кошелку с застежкой‐молнией. Открывает кошелку и дает Сереже что-нибудь вкусное. А в гостях у нее Сережа еще не был.

Все они нарядились – и он, и мама, и Коростелев – и пошли. Коростелев и мама взяли его за руки с двух сторон, но он скоро вырвался: куда веселей идти самому. Можно остановиться и посмотреть в щелку чужого забора, как там страшная собака сидит на цепи и ходят гуси. Можно убежать вперед и прибежать обратно к маме. Погудеть и пошипеть, изображая паровоз. Сорвать с куста зеленый стручок – пищик – и попищать. Поднять с земли золотую копейку, которую кто-то потерял. А когда тебя ведут, то только руки потеют, и никакой радости.

Пришли к маленькому домику с двумя маленькими окошками на улицу. И двор был маленький, и комнатки. Ход в комнатки был через кухню с огромной русской печкой. Бабушка Настя вышла навстречу и сказала:

– Поздравляю вас.

Должно быть, был какой-то праздник. Сережа ответил, как отвечала в таких случаях тетя Паша:

– И вас также.

Он осмотрелся: игрушек не видно, даже никаких фигурок, что ставят для украшения, – только скучные вещи для спанья и еды. Сережа спросил:

– У вас игрушки есть?

(Может быть, есть, но спрятаны.)

– Вот чего нет, того нет, – отвечала бабушка Настя. – Детей маленьких нет, ну и игрушек нет. Съешь конфетку.

Синяя стеклянная вазочка с конфетами стояла на столе среди пирогов. Все сели за стол. Коростелев открыл штопором бутылку и налил в рюмки темно-красное вино.

– Сережке не надо, – сказала мама.

Вечно так: сами пьют, а ему не надо. Как самое лучшее, так ему не дают.

Но Коростелев сказал:

– Я немножко. Пусть тоже за нас выпьет.

И налил Сереже рюмочку, из чего Сережа заключил, что с ним, пожалуй, не пропадешь.