Это был удивительный человек. Философ, богослов, поэт, публицист, литературный критик, почетный академик Императорской Академии наук по разряду изящной словесности. Его стихи носили преимущественно религиозно-мистический характер и считаются предтечей символизма. Творчество Соловьева открыло новые поэтические перспективы и послужило стимулом для А. Блока, Вяч. Иванова, Ю. Балтрушайтиса и других младших символистов.

Соловьев был визионер, ему являлись видения. В возрасте девяти лет он узрел Божественную премудрость – Софию. Будучи уже магистром философии, он переживает новую встречу с ней в Британском музее, куда он был командирован в 1875 г. для изучения древнейших мистических текстов. В третий раз София посетила его в Египте, куда он отправился сразу же после второго свидания. Об этом идет речь в его поэме «Три свидания», написанной за два года до смерти[18].

Являлся ему и дух его покойного покровителя Памфила Даниловича Юркевича (1827–1874). Весной 1898 г. по пути в Египет он обнаружил в своей каюте дьявола. В то время, в преддверии надвигающихся революционных событий, Соловьева мучили тяжелые предчувствия надвигающегося Апокалипсиса.

Владимир Сергеевич так и не обзавелся семьей, не имел собственного жилья. Большей частью жил в имениях своих друзей или за границей. Умер в имении князя Е.Н. Трубецкого Узкое, которое теперь входит в границы современной Москвы.

Он был человеком экспансивным, восторженным и порывистым. Когда заканчивался судебный процесс над цареубийцами С. Перовской и А. Желябовым, Соловьев в публичной лекции обратился к Александру III с призывом помиловать участников покушения на его отца. Судя по сохранившейся записи, в словах Соловьева содержалась и определенная угроза: «…если государственная власть отрицается от христианского начала и вступает на кровавый путь, мы выйдем, отстранимся, отречемся от нее». Понятно, что за это власти по головке его не погладили, но и особых репрессий он избежал[19].

Не удивительно, что именно такой человек, презрев известную максиму насчет коня и трепетной лани, отважился на попытку синтеза рационального и иррационального подходов к познанию мира, чтобы понять всю действительность как целое. Он исходил из принципа единства мира, основанного на признании Бога как абсолютного сверхприродного идеального начала. Соловьев считал, что в результате синтеза науки, философии и религии знание приобретает объективное значение. «…Новейшая философия, – утверждал Соловьев, – с логическим совершенством западной формы стремится соединить полноту содержания духовных созерцаний Востока. Опираясь, с одной стороны, на данные положительной науки, эта философия, с другой стороны, подает руку религии. Осуществление этого универсального синтеза науки, философии и религии… должно быть высшею целью и последним результатом умственного развития»[20]. Под Востоком он понимал народы, унаследовавшие от Восточной Римской империи (Византии) православную веру – славян, и прежде всего русских.

Идея Всеединства Владимира Сергеевича конкретизировала высказанную еще ранними славянофилами мысль о том, что действительность есть «живое целое», которое может быть познано только целостным духом. В отличие от понятия «всеединства», встречающегося в западной философии начиная с античности[21], у Соловьева оно не является только онтологическим, т. е. не характеризует только бытие, но относится и к познанию, и к этике, и к социологии. В его философии являвшаяся ему София занимает важное место: «София есть… материя Божества, проникнутая началом божественного единства»; София – это душа мира как центр воплощения божественной идеи мира.