Анатолийский закурил сигарету, обдумывая услышанное. Кузьмич недовольно приоткрыл форточку.

– Получается, что Чингисхан отдал распоряжение о своем захоронении за несколько лет до смерти, — сказал директор «Гранд-тура». – Хасару он поручил построить усыпальницу, потому что его ставка была ближе всего к Онону.

– Хасар умер раньше собрания монгольских поколений, – поправил Цырендаши. – Погребальная миссия была возложена на Исунке, сына Хасара. Ему Чингисхан доверял больше всех. Не зря Исунке командовал хошутами – личными телохранителями Великого хана и выполнял его секретные задания. Но мавзолей в скале не успели построить до кончины Повелителя Мира. Тогда хан Толуй, младший сын Чингисхана, ставший временным правителем Монгольской империи, приказал Исунке срочно возвести дворец, достойный для временного упокоения величайшего человека. Исунке не мог возвести дворец возле строящейся усыпальницы, потому что само его присутствие могло подсказать расхитителям могил местонахождение тайной гробницы Чингисхана. Поэтому он выбрал уединенное место в степи для возведения Кондуйского дворца недалеко от своей ставки.

Анатолийский закончил версию:

– И тогда отборные воины Исунке охраняли тело Чингисхана в Кондуйском дворце, являющимся временным мавзолеем. А когда была готова гробница в горе Бурхан-Халдун, перевезли покойника на Онон, похоронили его и уничтожили рабов и строителей.

– Не только рабов и строителей, но и всех, кто попадался на пути к Онону от временного мавзолея. А на обратном пути в ставку Исунке его хошуты вырезали стражников, убивших рабов. Думаю, что резня произошла в долине Смерти ночью, когда стражники спали, а Кондуйский дворец и Хирхиринский город были разрушены грабителями в поисках величайших сокровищ после ослабления Монгольской империи.

Аюров замолчал, глядя на мелькающие вдоль трассы деревья, и после паузы произнес:

– В детстве я слышал, что на одной из прибрежных ононских скал обнаружена надпись на неизвестном языке, – продолжил Аюров. – Ни ученые, ни буряты не смогли прочитать, что там написано. Вероятно, этот знак каким-то образом связан с последним приютом Повелителя Мира.

– Выходит, надо найти загадочную надпись на скале, – в возбуждении сжал локоть бурята Меркурий. – Чувствую, что это ключ к великой тайне.

Однахо, никто не мог прочесть надпись на петроглифе. Даже текст на Чингисовом камне, который тщательно изучался в Эрмитаже, ученые трактовали по-разному.

– Прочь сомнения, амиго! – вскричал директор, хлопнув рассказчика по плечу.

Кузьмич вздрогнул от крика и чуть не съехал в кювет. Пассажиров мотнуло на сиденье. Анатолийский схватился за Аюрова и прошептал:

– Мы сами расшифруем надпись, если найдем её. Цырендаши, я назначаю тебя экспертом по восточным секретам.

На километровых столбах нарастали числа. Через два часа желтый «Москвич» с тремя путниками проехал мимо стелы, отметившую границу Агинского Бурятского автономного округа. На вершине следующего подъема Цырендаши попросил пенсионера остановиться.

Кузьмич съехал с асфальта на широкую обочину, расплескав лужу растаявшего снега.

Цырендаши подошел к березе, увешанной разноцветными лоскутами, и бросил на обнажившиеся корни три медных монеты.

– Надо сбрызнуть, однахо, – крикнул он Меркурию.

– Шаманизм — шарлатанство народа, – недовольно пробурчал Анатолийский, но из машины вышел.

– Надо сбрызнуть, — повторил Аюров. – Попросить у духа удачной дороги.

– За удачу можно и сбрызнуть немного, – согласился директор.

Бурят достал из портфеля бутылку «Московской», два граненых стаканчика, газету и пару бутербродов с копченым сыром. Разложил газету на капоте «Москвича», сдернул с горлышка металлическую пробку и разлил водку в стаканчики. Меркурий нехотя взял стаканчик и бутерброд. Аюров подошел к дереву и, что-то шепча по-бурятски, трижды обмакнул безымянный палец в водке и сбрызнул капли на березу. Со смаком выпил водку как компот. Анатолийский повторил обряд и выпил водку, словно употребил одеколон «Шипр», перекосив лицо от отвращения.