– Мне очень жаль, – заныла я. – Само вырвалось. Я принесу Гаррисону свои извинения, если только…

Странное ощущение возникло у меня в желудке: оно началось как легкий дискомфорт, но, стремительно нарастая, превратилось в сильнейшую тошноту, которая целиком завладевает телом. Казалось, у меня в животе поднимается приливная волна. Голова чудовищно заболела. Я ощутила, что у меня поднимается температура, вся кожа покрылась потом.

– Меня сейчас вырвет, – пробормотала я.

Мне хотелось выскользнуть из кресла, но я была надежно закреплена ремнями.

– Нет, – заявила Шеридан. – Не стошнит. Пока. Наслаждайся зрелищем.

Подлокотники и подголовник не позволяли мне повернуть голову, заставляя смотреть прямо перед собой, на экран. Он загорелся, и я приготовилась увидеть ужасающие картинки. Однако вместо них я увидела… мороев. Веселых. Дружелюбных. И детишек мороев.

Каждый из них занимался обычными делами. Они играли, ели в ресторанах…

Меня мутило, и я не могла как следует разбираться в непонятных изображениях. Поэтому я отчаянно боролась с рвотными позывами. А тошнота была именно такого толка – ты знаешь, что тебе станет лучше, если тебе удастся просто избавиться от отравы. Но почему-то Шеридан оказалась права. Я не могла вызвать у себя рвоту, как бы мне этого ни хотелось. Вот мне и приходилось сидеть, испытывая отвратительные, разъедающие нутро приступы, которые терзали мои внутренности. Меня захлестывали волны муки. Трудно поверить, что во мне уместилось столько кошмарных ощущений! Я застонала и закрыла глаза – в основном чтобы голове стало чуточку легче. Но Шеридан истолковала мое поведение иначе.

– Не советую, Сидни, – произнесла она. – Послушай знатока: все будет гораздо легче, если будешь смотреть добровольно. У нас есть способы держать твои глаза открытыми. И уверяю, они тебе не понравятся.

Я сморгнула слезы и уставилась экран. Сквозь страдания я попыталась понять, почему Шеридан столь важно, смотрю ли я на изображения счастливых мороев. Какое это имеет значение, если меня наизнанку выворачивает?

– Вы стараетесь… – Я подавилась, и на секунду мне показалось, что я получу желанное облегчение. Увы, я ошиблась. – Создать у меня рефлекс, как у собачки Павлова, – закончила я.

Конечно, алхимики использовали классический способ выработки условного рефлекса. Показывать мне образ и вызывать отвратительные ощущения в моем мозгу. Цель будет заключаться в том, что безвредные, веселые морои начнут у меня ассоциироваться с крайним дискомфортом и страданиями. Проблема была всего одна.

– Вам понадобятся повторные сеансы, чтобы добиться успеха, – сообразила я и сглотнула.

Взгляд, который адресовала мне Шеридан, красноречиво говорил о том, чего я могу ожидать в будущем.

У меня оборвалось сердце. Или, может, мой желудок. Если честно говоря, в тот миг у меня внутри царил чудовищный хаос и все мои органы буквально сплелись в один жгучий ком. Не знаю, как долго меня держали в этом состоянии. Думаю, не меньше часа. Я потеряла счет времени и просто судорожно пыталась перенести кипящую волну тошноты, сотрясавшую мое тело.

Наверное, спустя целую вечность Шеридан сделала мне новый укол, а экран погас. Ее подручные расстегнули фиксаторы, а кто-то подставил мне ведро.

Несколько мгновений я не понимала, зачем мне оно. А затем вещество, что не давало моему организму очиститься, прекратило свое действие. Остатки скудного обеда вышли обратно, однако мой желудок продолжал содрогаться. У меня началась сухая рвота, а потом я давилась, пока все, наконец, не прошло. Это был долгий болезненный процесс, и меня уже не волновало то, что меня только что вывернуло наизнанку в присутствии посторонних. И хотя это было ужасно, я почувствовала себя лучше, избавившись от химического снадобья, которое вызывало у меня нескончаемый приступ тошноты.