Ну, с голосом все было более-менее понятно – Саша талант, нечего и говорить, а вот с невестой… Хотя, с другой стороны, если бы я представляла его кому-то, то, вполне возможно, тоже назвала бы женихом. А как еще? Бойфренд, сожитель, любовник, возлюбленный?

Но невеста – звучит так старомодно, церемонно… В этом слове максимальная почтительность к той, которая находится рядом с тобой. Или он действительно собирается сделать мне предложение? Согласиться или нет? Впрочем, о чем я думаю – он хороший, а мне почти тридцать. По западным меркам, конечно, относительная молодость, но по нашим, российским, я уже старая дева. Господи, какая я глупая, какие глупые у меня мысли! Аглая бы сказала… Хотя, какое мне дело до того, что скажет Аглая!

Когда-то, очень давно, я уже была невестой. Целых пять лет я жила с человеком, от которого каждый день ждала слов – «пожалуйста, Лис, будь моей навсегда!». Но он их не сказал, хотя в какой-то момент все было близко к тому. А потом это стало невозможным: появилось отчуждение – сначала незаметное, как трещина в асфальте, а потом оно стало расти. «В тебе нет огня, – в очередной раз с досадой произнес он. – Ты холодная, как рыба. Ну пожалуйста, хоть раз, поругайся со мной. Вот тарелка – разбей ее… Крикни, назови меня нехорошим словом, что ли, забудь о своем литературоведении! Что ты смеешься?» – «А при чем тут литературоведение?» – «Ни при чем, конечно, но только не будь такой безразличной ко мне!» – «Я люблю тебя». – «Ты не любишь, Лис, ты терпишь. Тебе все равно, кто рядом с тобой – пусть хоть сам сатана!..»

И мы расстались, потому что трещина разрослась до размеров пропасти. «Так из-за чего вы разбежались, не понимаю? – спросила Аглая. – Он нашел другую?» – «Нет. Мы просто не сошлись характерами – кажется, это именно так называется в народе». – «Чушь собачья! Ты могла бы и потерпеть – в конце концов нет идеальных мужчин». – «И ты о том же!» – «Лизавета, надо было держать такого мужика руками и ногами – лучше его не найдешь. Он красивый, богатый, он не пьет и по бабам не ходит! Он даже вполне образован – я в его речи особых ошибок не слышала. Ни вульгаризмов, ни жаргонизмов, нормальная, даже, пожалуй, хорошо развитая устная речь!» – «Да уж, тебе виднее, моя грамматикесса…» – «Кто-кто? Только без оскорблений… Я тебе вот что скажу, Лизавета: это, конечно, хорошо, что ты не теряешь оптимизма, но пора бы и задуматься о своем будущем…» И тэ дэ, и тэ пэ.

* * *

Нам нравилось кататься по городу.

В начале октября было холодно, под утро даже вода замерзала в лужах, а потом вдруг вновь стало тепло, как будто бабье лето решило вернуться на бис.

В один из таких вечеров мы с Сашей отправились на Воробьевы горы. Это была моя идея – посмотреть на панораму города, но он с радостью принял ее и сказал, что сам хотел чего-то подобного.

– Знаешь, иногда во мне бродят какие-то мысли, еще не вполне оформленные, а ты вдруг раз – и произносишь их вслух, – сказал он, подруливая к открытой площадке.

– Ты хочешь сказать, что я читаю твои мысли?

– Да! – решительно воскликнул Саша. – А я иногда догадываюсь, о чем думаешь ты.

– Ну, например? – засмеялась я, вылезая из машины.

– Вот, пожалуйста – неделю назад ты ходила скучная, и я потащил тебя к Арутюновым. Помнишь, что ты мне потом сказала?

– О да, я сказала тебе, что мне, наверное, в тот день действительно не хватало цирка!

– Тебе понравилось у них?

– Господи, я до сих пор забыть не могу! Теперь мне кажется, что я выбрала не ту профессию и мне надо было стать акробаткой или в крайнем случае заняться жонглированием…