Ольга покачала головой – невероятно!

– Но ее когда-нибудь показывали оценщикам?

– Никогда. В семье матери догадывались, что обладают настоящим сокровищем, но предпочитали никому об этом не рассказывать.

Ольга, как завороженная, смотрела на полотно – волшебный свет освещал теперь и ее лицо, отражался в ее восхищенных зеленых глазах.

– После того как моя мать умерла, картина всегда висела у меня над столом. Я смотрел на эту незнакомку и представлял, что говорю с матерью. Я и теперь стараюсь не расставаться с картиной; как видишь, даже сейчас забрал ее сюда, с собой.

– Интересно, кем была эта женщина? В каком веке она жила? – вздохнула Ольга. – И сколько поколений нас от нее отделяет – каких-нибудь десять-двенадцать женщин? Если вдуматься – не так и много…

– Знаешь, мне кажется, она чем-то похожа на тебя, – улыбнулся Сергей.

Ольга пожала плечами – все женщины похожи друг на друга, в конце концов, мы все дочери Евы.

– Хотя нет, ты ни на кого не похожа! – Сергей обнял ее.

– Точно! Такой несносной и глупой, как я, нет, не будет, да и не надо! – Ольга рассмеялась, темные кудри упали на обнаженное плечо. – А все-таки частица той женщины, несмотря на разделяющее нас время, есть и во мне! И часть меня останется в других девушках, которые будут после меня, даже через сто лет. Хотя лет через сто, наверное, все будет совсем по-другому? Это же спустя целую вечность! А как ты думаешь, что она видит в этом окне? Может, высматривает своего возлюбленного, который ушел на какую-нибудь очередную войну, ждет его?! Вот в этом-то все женщины и схожи. Вы уходите, а мы остаемся вас ждать.

* * *

В двадцатых числах октября осень сломалась – ночи теперь стали совсем холодными; в доме было промозгло и холодно, да и доставать продукты становилось все сложнее. Правда, их отчасти выручали живущая по соседству молочница и старый сад, где росли яблоки и груши.

Сергей обычно приносил из сада целую россыпь краснобоких яблок; брызгала тонкая кожица, яблоко взрывалось во рту сладчайшим, с легкой кислинкой вкусом, и по всей комнате плыл яблочный аромат.

– У нас здесь просто яблочный рай, – как-то сказала Ольга, вгрызаясь в крутой яблочный бок, – но знаешь, я не очень люблю их грызть! Привыкла к нарезанным, нам с Ксютой мама всегда нарезает.

Сказала и забыла; а утром вышла на кухню и увидела – на столе стояли букет георгинов, ее любимый кофе в чашке и большая тарелка аккуратно нарезанных яблок.

– Ешь, Леля, – улыбнулся Сергей. – Еще добыл молока у молочницы, и, боюсь, это все, чем мне сегодня удалось поживиться.

В тот же день они узнали новости из Петрограда – революция, большевики, – и это означало только одно.

– Нам надо вернуться в город, – сказал Сергей.

В ночь перед отъездом Ольге долго не спалось. Огромная луна заглядывала в окна, рассеивала молочную свою меланхолию.

Как была – в легкой белой сорочке, лишь набросив шаль на плечи, Ольга вышла из дома в осенний сад. Деревья в саду полыхали красным пожаром, как все вокруг этой красной осенью. Ольга зябко поежилась; первые морозы подбирались, и в воздухе стоял горьковатый запах ритуальных осенних костров. Ей так хотелось навсегда остаться здесь, в доме, спрятать Сергея, оградить его от возможной беды.

Из дома выглянул Сергей:

– Леля, вернись в дом, простынешь!

– Еще минуту! – попросила Ольга.

Сергей вышел, спустился к ней на крыльцо.

В тишине лунной ночи раздался звук упавшего в траву, припозднившегося до холодов яблока.

* * *

Вернувшись в Петроград и войдя в квартиру, они увидели, что в комнате все перевернуто вверх дном.

– Кажется, в наше отсутствие у нас побывали гости, – усмехнулся Сергей. – Как хорошо, что я не оставил картину здесь.