– Боюсь, что это не по правилам, Мельба, – сказал он. – Нельзя трогать фигуру, можно только передвигать ее.

– Ты говоришь, это древняя военная игра? А в войне все средства хороши.

– Да, конечно. Но…

– Я не трогала твою королеву. Я только наслала ветер, чтобы убрать ее с поля боя.

– Все равно это не позволяется. – Он вздохнул. У Мельбы слишком прямолинейное мышление. И все же здесь не было никого, кого можно было бы научить этой игре.

– Тогда может быть другая стратегия, – сказала Мельба. Она ткнула пальцем, таким узловатым, что он напоминал мертвую ветку с дерева яблочных ягод, и черная королева была объята столбиком пламени. В течение пары коротких вздохов она превратилась только в обугленный кусок дерева на ковре.

Бластмор заморгал.

– Право же, Мельба, тебе не следовало делать этого. Теперь, когда круглоухий ушел, кто сделает мне ее дубликат?

– Никаких проблем. – Мельба щелкнула пальцами – и уголек на ковре превратился в нетронутый пламенем раскрашенный кусок дерева. – Это была лишь иллюзия. В битве за твое королевство это будет настоящим.

– Конечно, это производит впечатление, – сказал Бластмор. Старая карга должно быть точно выжила из ума, но ее магия производила впечатление. Это была его прихоть – научить ее игре Сент-Хеленса – прихоть, расплачиваться за которую приходилось сплошным беспокойством.

– Или, – продолжала Мельба, – если бы фигурки, которые ты называешь пешками, действительно были бойцами и угрожали бы королевству… – Она схватила вазу с цветами и поставила ее на ковер рядом с королевой. Как раз когда он недоумевал, что такое она собирается сделать, она вылила воду на его сторону доски. Когда он поспешно вскакивал со своего кресла, вода разлилась по доске и стекла на пол, унося за собой все его черные пешки.

Бластмор стоял над доской и размышлял над преобладанием белых шахматных фигур. Он ухватился за прыщик на правой щеке и думал, что же такое сказать.

– Я согласен, – наконец сказал он. – Это помогло бы выиграть битву. Но это же игра.

– Да, игра. – Мельба подняла над доской свои сложенные в круг руки, и доска начала дрожать. Одна за одной, черные фигуры сбрасывало с доски, в то время как белые фигуры оставались на месте. Когда все черные фигуры за исключением короля исчезли, а тот был окружен белыми шахматными фигурами, тряска прекратилась.

– Теперь игра закончена, – сказала Мельба.

– Да, закончена. – Вообще-то, он бы хотел, чтобы она никогда и не начиналась. Ему следовало бы заранее догадаться, как она поведет себя. Но он проявил королевскую предусмотрительность и поздравил ее: – Ты хорошо себя показала. Так хорошо, что нам не придется играть еще раз.

– Отлично! Здесь не нужны игрушечные фигурки. Мельба и без этого может руководить стихиями.

– Я уверен, что ты можешь и будешь. – Бедная Мельба должно быть считает, что шахматы – это тренировка в военном колдовстве. Не то, чтобы ее магия вызывала симпатию. Может быть, когда-нибудь так и было. Он видел, как надулись ее щеки и поднялся сильный ветер. Он видел, что ее глаза загорелись как угли, до того, как вспыхнуло пламя. Может быть, вся магия основана на одних и тех же принципах.

Мельба встала.

– Я возвращаюсь к себе. Сюда идет твой генерал.

– Правда? Откуда ты знаешь это?

Мельба засмеялась. Это был ужасный звук: назвать это кудахтаньем было не совсем правильно. Он смотрел, как она крутится в своих черных юбках, и это было похоже на то, что она скорее плывет, чем идет к двери. К тому времени, когда он дважды моргнул, она уже исчезла, видимо исчезла не только из комнаты, но и из дворца. Именно так она уходила всегда. Он никогда не мог точно определить суть ее ухода. Конечно это внушало страх и благоговение всем остальным; у него почти не было дворцового персонала, потому что обычные слуги оказывались слишком перепуганными колдуньей, чтобы могли нормально работать. К счастью, ему не нужно было слишком много слуг по той же самой причине: Мельба могла делать почти все, что было необходимо.