Обри очень хотелось промолчать, но честность не позволила.

– В общем… да.

Агент сосредоточенно сломал авторучку.

– А переиграть уже нич-чего нельзя, – прошептал он.

– Почему? – машинально переспросил Норденскольд, не очень надеясь на ответ.

– Потому что русские ведут раскопки в районе двух точек перехода, – резко ответил цэрэушник. – Потому что стоит нам промедлить хоть на пару месяцев, и мы рискуем оказаться вторыми. Как нам подгадили наши афганские друзья!

Обри поднял брови.

– Советы ведут в Афганистане полномасштабную войну, – объяснил агент. Майор Норденскольд решил, что после выполнения задания его непременно расстреляют, и он уже заверил свое согласие подписью. Иначе такую откровенность объяснить было невозможно. – Мы потеряли всякую возможность следить за переброской их войск – слишком их много, в то время как нам придется перекидывать морпехов в Англию кружным путем и по одному. А остановить эту войну мы не можем по… политическим соображениям.

Обри не стал спрашивать, по каким.

– Судьба мира решится в ближайшие месяцы, – тихо и внушительно проговорил цэрэушник. – И если адмирал Дженнистон окажется не способен нести эту ношу… она ляжет на ваши плечи, майор.

– Сэр! – Норденскольд невольно вытянулся во фрунт.

– Кто подсунул мне чистый лист? – капризно осведомился Дженнистон. – А… Проклятая контузия! Так о чем мы говорили?

– А с вами, майор Норденскольд, – продолжил цэрэушник, игнорируя адмирала, – мы побеседуем позднее. Вы получите… особые инструкции.

Пучеглазая рыбина лениво шевельнула плавниками и приблизилась к самой поверхности воды.

Там, наверху, был ослепительный свет, справа – огромное, зеленое и еще… что-то еще, и рыбу тянуло к нему… чуть-чуть вперед…

– Иллиен-на!

Девушка упрямо мотнула головой, но было уже поздно – крик, резанув по ушам, скомкал, сбил отрешенную сосредоточенность, – сорвавшаяся с незримого поводка рыбина мгновение висела на прежнем месте, а потом, опомнившись, стремглав ринулась назад, в привычную темную глубину омута.

– Ну вот!

С досады девушка собралась было запустить вслед рыбине гладким камешком, но в последний момент сдержалась. Не пристало истинному эльфу проявлять эмоции столь бурно. И уж тем более ученице самого…

– Иллиена! Илли, ты где?

– Здесь я, здесь! Да, да, иду! – крикнула девушка, ловко соскакивая с нависшего над водой ствола на песчаный берег. – Обязательно было кричать на весь лес?

– Илли! – Мать попыталась было возмущенно нахмуриться, но получилось это у нее плохо – случись рядом человек, он бы, вероятно, нашел это зрелище даже комичным.

– Ну что «Илли», мама? Мне уже и от дома отойти нельзя?

– А ты еще помнишь, как он выглядит, дом-то? Чуть солнце из-за верхушек глянет – она сразу шасть, и нет ее до вечера. А дома…

– …А дома скотина не кормлена, брухимы не доены, – закончила Иллиена. – Мам, ну мы что – люди?

Несколько секунд две эльфийки молча мерили друг друга хмурыми взглядами. Иллиена первой не выдержала и заливисто, на весь лес, рассмеялась.

– Ей еще и смешно! – всплеснула руками мать. – Ах ты, наглая девчонка…

– Сама смеешься, сама смеешься…

– Вот тебе…

– Не поймаешь, не поймаешь! – Иллиена ухватилась за ствол молоденькой березки, закрутилась и бросилась бежать. – Не поймаешь!. А еще Шиллиела – легконогая!

– Не поймаю! Да я…

Но Илли уже неслась по лесу, перепрыгивая корни кедров, проскальзывая сквозь ветки кустов, которые словно отклонялись в сторону, давая ей дорогу, мчалась навстречу солнцу – и его луч, прорвавшись сквозь зеленый полог, брызнул ей в глаза ослепительным огнем.

…А земля вдруг вздыбилась рыжей вспышкой и плеснула вокруг острым, пахучим металлом, и жалобно вскрикнула березка, чей подрубленный ствол осел на землю, и могучий кедр отозвался протяжным стоном, а в воздухе повис сизый дым, и…