– А еще одну, побольше… – вставил Жакмор.

– Еще одну побольше… Там видно будет, – решил столяр. – Ручной работы или на станке?

Жакмор посмотрел на щуплого помрщника, который колошматил словно в забытьи; жалкий механизм, намертво прикованный к рабочему месту.

– Вручную будет дешевле, – пояснил столяр. – Станки – дорогое удовольствие, а этих недоносков – навалом, что десяток, что дюжина.

– Суровое здесь воспитание, – заметил Жакмор.

– Так вручную или на станке? – переспросил столяр.

– На станке, – решился Жакмор.

– Ну конечно, – проворчал столяр. – А все из вредности, специально, чтобы мои станки изнашивались…

– До завтра, – сказал Жакмор.

Затем, желая польстить хозяину, он сделал вид, что интересуется его работой.

– А это что у вас? – спросил он.

– Амвон, – ответил мужчина. – Для церкви.

Он казался гордым и смущенным одновременно. С каждым словом из хляби рта моросил слюнявый дождик.

– Амвон? – удивился Жакмор.

Он подошел поближе, чтобы получше рассмотреть конструкцию. Это был действительно амвон. Кафедра с крышкой. Престранная модель. Ничего подобного Жакмор раньше не видел.

– Я никогда не был в деревне, – сказал он. – И знаете, в городе их делают несколько иначе. Вот почему мне захотелось взглянуть.

– В городе, – сказал столяр, злобно посмотрев на Жакмора, – и в Бога-то уже не верят.

В этот момент маленький подмастерье выронил топор и рухнул, уткнувшись лицом в дубовое бревно. Внезапная тишина ужаснула Жакмора, он подошел к ребенку. Тем временем мастер отошел в сторону, вновь появился, держа в руках ржавую консервную банку, до краев наполненную водой, и выплеснул содержимое на мальчика. Видя, что ребенок не поднимается, он запустил в него банкой. Подмастерье тяжело вздохнул, возмущенный Жакмор подался было вперед, чтобы ему помочь, но маленький грязный кулачок уже вновь поднимался и опускался в прежнем вялом однообразном ритме.

– Как вы жестоки, – сказал мастеру Жакмор. – Это же ребенок! Как вам не стыдно?!

Удар в челюсть чуть не опрокинул его навзничь, два шага назад сохранили зыбкое равновесие. Психиатр осторожно ощупал подбородок – хорошо еще, что борода смягчила удар. Как ни в чем не бывало столяр вновь принялся за работу. В очередной раз опустив молоток, он сделал паузу и небрежно бросил: «Заходи в воскресенье. Красивый получится амвон», – и с гордостью погладил поверхность. Лакированный дуб, казалось, вздрогнул от прикосновения.

– Твои кроватки будут готовы в воскресенье, – добавил он. – Сам их заберешь. В пять часов.

– Хорошо, – ответил Жакмор.

Удары возобновились. Сгущался запах столярного клея. Жакмор посмотрел в последний раз на подмастерье, пожал плечами и вышел.

На улице было тихо. Психиатр пустился в обратный путь. Оставляя позади деревенские окна, он чувствовал дрожь занавесок. Откуда-то выбежала, напевая, маленькая девочка. Она несла огромный эмалированный кувшин, чуть ли не больше ее самой. Заходя в дом, девочка уже не пела.

30 августа

Ангель и Жакмор сидели в просторном прохладном холле. Туда-сюда сновала служанка, возилась с напитками. Наконец поставила поднос с кувшином и стаканами перед Ангелем. Окна и дверь в сад были открыты. Время от времени в холл вдувало какое-нибудь насекомое, и его крылышки жужжали под высоким потолком.

Все умиротворялось.

– Кроватки должны быть готовы сегодня в пять часов, – произнес Жакмор.

– Значит, они уже готовы, – сказал Ангель. – Наверняка имелось в виду пять часов утра.

– Вы так думаете? – спросил Жакмор. – В таком случае они конечно уже готовы.

Они замолчали. Молча выпили; на какое-то время воцарилась тишина, которую робко нарушил Жакмор: