В ночь перед первым в жизни Олечки Смуриной сражением ей явилась умершая от чахотки матушка, почему-то в образе русалки, и сказала: «Уп-пр». Повторив это послание два раза, она поглядела на девочку водянистыми глазами и поползла прочь, оставляя на полу мокрый след от рыбьего хвоста. Когда же Олечка проснулась, пол был сухим.

В своём дневнике, который девочка взяла себе за правило вести где-то на второй день плавания, она записала: «Уп-пр» – что это означает?» Олечка думала, что папенька вряд ли понимает язык русалок, но другое дело Ланжеронский. Его предки были ихтильменами. Однако смелости спросить у старпома Олечка так и не набралась.

На следующий день начались сильные шторма. Дредноут шел впереди конвоя, тяжело зарываясь носом в волны; вода перехлестывала через борт. Олечка боялась крушения, боялась, что громадный корабль перевернётся, но ярости моря для этого было недостаточно. Девочка почти не вставала с кровати, не в силах приспособиться к ходьбе при такой дикой качке. Часами она лежала, глядя в потолок. Иногда звала Хомутова в надежде поговорить о чем-то, что успокоило бы страх, тлеющий в груди, но юнга был занят. Отец появлялся лишь после смены. Однажды он сказал, что им пришлось изменить курс из-за помехи. Помехой, по его словам, было громадное нечто, плавающее в воде у них на пути. Что именно это было, капитан Смурин решил не проверять и приказал конвою сделать крюк. Впечатлившись рассказом отца, Олечка представила себе громадную черепаху, на спине которой живут люди. Черепаху-остров.

Спустя пять дней штормы утихли, но пришла другая напасть. Морские чудовища. Сигнал тревоги раздался по кораблю в шесть часов утра, и Олечка отлично слышала его. Отец мигом оделся и умчался на мостик командовать боем.

Бой! Олечка позвала юнгу и на этот раз чрезвычайно настойчиво потребовала у него провести её в такое место, где ей было бы видно все. Хомутов согласился, но с неохотой.

Вскоре они вошли в пустующую кают-кампанию. Иллюминаторы здесь были по обеим сторонам помещения, так что, по уверению юнги, Олечка не могла пропустить ничего. Она поблагодарила Хомутова и, видя, как ему не терпится оказаться среди своих, сказала:

– Я вас не задерживаю.

Юнга козырнул и испарился. Олечка вытащила человека-рыбку из кармана и посмотрела в иллюминатор. Утро выдалось ясным, море просматривалось до самого горизонта. По правому борту, примерно в половине морской мили от корабля, двигалось нечто. Оно приближалось с большой скоростью, целя в дредноут, подобно громадной стреле.

«Кракен!» – подумала Олечка. Монстр был точно, как на иллюстрациях. Его щупальца достигали пятидесяти метров в длину, тело было скользким грушеобразным, с громадными глазами-тарелками и пастью, усаженной миллиона мелких острых зубов. Ими чудовище запросто перемалывало целые корабли вместе со всем содержимым.

Приникнув к стеклу, девочка смотрела на его атаку. Вероятно, монстр планировал сначала ударить корабль, а потом взяться за него своими щупальцами, имеющими в основании толщину до десяти метров. Так, по крайней мере, Олечке казалось.

И тут грянуло. «Кыштым» содрогнулся. Звук от совместного залпа орудий правого борта был таким, что даже в закрытой кают-компании Олечка едва не оглохла.

Столбы пламени и черно-серого дыма вырвались из жерл пушек. Это было ужасающее зрелище, настолько, что Олечка закричала, закрывая уши руками. Вода вокруг кракена тут же вздыбилась, рванулась к небесам громадными разрушающимися столбами. Один снаряд попал в туловище монстра. Столб плоти и крови вырвался в небо, и Олечка отлично видела это, когда ветер отнёс в сторону облако порохового дыма.