Ночью подморозило, трава покрылась тонким слоем инея. Здание опустело. Гости уже ушли на первую медитацию – на лужайке виднелись их следы. Каждый сделанный нами шаг оставлял след.

Я оделась и вышла. Чистый холодный воздух пах зимой. Тонкие безлистные деревья казались прутиками, воткнутыми великаном в землю.

Розово-красные цвета неба. Поднимающееся солнце.

Меня не тянуло снова мучиться на медитации, лучше прогуляться в лесу. Туда вела приметная тропка, начинавшаяся у здания.

На пути мне встретился ручей. Вот и первые льдинки, украшавшие ветви, склоненные над водой ручья.

Я шла, наслаждаясь хрустом прутиков под ногами.

Зачем мы здесь?

Радости ее вопрос у меня не вызвал. Некоторое облегчение – да. И любопытство.

– Я приехала в поисках ответов.

На какие вопросы?

– Захотелось узнать, почему слышу твой голос и откуда ты взялась.

Молчание.

– Почему ты молчала вчера?

Никакой реакции.

– Что тебя настораживает?

Хочу выбраться отсюда.

– Почему?

Я боюсь, – шепотом ответила она.

– Чего?

Я задыхаюсь от страха. Помоги мне.

Куда только девался властный, приказной тон, которым она донимала меня в Нью-Йорке! Здесь она стала слабой. Наверное, ей действительно плохо.

– Чего ты боишься? – снова спросила я.

Сама не знаю…

Она долго молчала.

Сапог. Я боюсь черных сапог. Начищенных. Таких блестящих, что в них отражается мой страх.

– Чьи это сапоги?

Смерти.

– Кто их носит?

Посланцы.

– Чьи?

Посланцы Страха.

– И кто их посылает?

Молчание.

– Ты что-нибудь помнишь?

Белые пагоды. Красные пятна. Везде. На земле. На деревьях. Красная жидкость, вытекающая из ртов. Она окрашивает все. Мои мысли. Мои сны. Мою жизнь.

– Кровь? Ты помнишь кровь?

Она капает на лицо. Заливает глаза. Жжет. Ой как она жжет.

Она вскрикнула. Я вздрогнула от ее крика.

– Что с тобой?

Жжет. Очень сильно.

– Что жжет?

Память.

– Откуда ты родом?

Из страны, которую ты хорошо знаешь.

– Из какой части?

С острова.

– С какого?

Тхай бсон тху мья, а хти кьян тху мья я тхет шин най тху мья сан сар яр кьюн го тхва май.

– Что ты сказала?

Она повторила непонятное.

– На каком языке ты говоришь?

Не могу продолжать. Прошу, помоги мне.

– Каким образом?

Покинь это место. Я не хочу возвращаться.

– Куда?

На остров.

– Мы не собираемся ни на какой остров.

Еще как собираемся. Сейчас прямо туда идем.

– Я не понимаю, о чем ты. Объясни.

Она снова умолкла.

– Не исчезай. Останься. Постарайся вспомнить.

Ответа не было.

И как мне свести воедино осколки ее воспоминаний? Что за страна, которую я знаю? Что за «сапоги Смерти» и «посланцы Страха»? Что вообще означают ее слова? Бред какой-то.

За деревьями я увидела небольшую хижину, построенную в форме треугольника. Бревна были темно-коричневого цвета. Скаты крыши почти достигали земли. Над крыльцом натянута веревка, где сушилась монашеская ряса. Из трубы поднимался белоснежный дым. Без малейших опасений я подошла к хижине.

Казалось, меня здесь ждали.

За широким окном я увидела вчерашнего монаха. Он сидел посередине комнаты на татами и читал книгу. Позади него, в дровяной плите, пылал огонь.

Я постучалась и, не дожидаясь ответа, открыла дверь.

Монах поднял голову и отложил книгу.

– Как я рад тебя видеть, – сказал он с британским акцентом. – Входи.

Я сняла сапоги и вошла, закрыв за собой дверь. Остановившись у двери, растерялась, словно забыла, зачем пришла.

– Подходи ближе. – Он махнул рукой на пол, приглашая сесть рядом.

Я окончательно засмущалась.

Мы оба молчали. Буддист виртуозно владел искусством ожидания.

Наконец я решилась сесть.

– Вы знаете, кто я? – спросила я осторожно.

– Я ведь монах, а не провидец, – усмехнулся он.

Мы опять замолчали. В плите приятно трещали поленья. Монах смотрел на меня. Его взгляд ничего не требовал, и постепенно я успокоилась.