«Посмотрим, что он скажет, прослышав про дуэль», – подумал Дэвид. Это, конечно, случится в самом скором времени, ведь даже чума не разносится так быстро, как сплетни и слухи. Однако безмятежное настроение так завладело им, что он благодушно ответил отцу:

– Ну что вы, сэр! Едва ли так давно.

– Все в порядке, милый, – со смехом промолвила мать и потрепала его по щеке.

Лорд Тревелайн вернулся к чаепитию, а она поднялась, чтобы наполнить чашку Дэвида. Мэри Тревелайн, статная и светловолосая, утверждала, что в жилах ее течет скандинавская кровь. Так или иначе, по виду она была настоящая северянка, голубоглазая и белокожая, а ее муж был смуглым брюнетом.

Родители отличались не только внешне, что не переставало удивлять Дэвида. Отец, человек серьезный, даже суровый, рьяно придерживался самых косных дворянских традиций. В палате лордов он пользовался хорошей репутацией, к обязанностям крупного землевладельца относился ответственно. Мэри Тревелайн, открытая и веселая, любила необидно пошутить, хотя ее шутки далеко не всегда доходили до мрачного супруга. Более того, лорд Тревелайн находил излишнюю веселость фривольной.

Вот и на этот раз он заметил:

– Что вы находите смешным, мадам? Такой образ жизни ни к чему хорошему не приводит. А тебе, Дэвид, не мешает прислушаться к словам человека, умудренного жизнью.

– Перестань, Чарльз! – воскликнула мать. – Мальчик еще очень молод, у него горячая кровь и живое воображение. Рано или поздно он остепенится.

– Ах вот как, он молод! Насколько мне помнится, ему двадцать три! В эти годы я управлял поместьем!

– Ты уже не раз упоминал об этом, дорогой, – вздохнула леди Тревелайн.

– Вы еще вспомните мои слова, мадам. Чем раньше остепенишься, тем лучше. Если наш сын будет продолжать в том же духе, к тридцати годам он окончательно погубит все наши надежды. Повеса и картежник в достойной семье, подумать только!

– Одной ходячей добродетели вполне довольно для семьи, – отозвалась леди Тревелайн так тихо, чтобы не расслышал муж, но достаточно громко для Дэвида.

Тот откашлялся в ладонь, чтобы скрыть улыбку. Он обожал пикировку между родителями, если можно назвать пикировкой диалог с человеком, лишенным чувства юмора. Дэвид постоянно вспоминал, какую характеристику дал его отцу Дики Берд.

– Твой отец, друг Дэвид, напоминает один из тех надутых свиных пузырей, которые есть на каждой ярмарке. За полпенни каждый может получить удовольствие, бросая в них заостренные палочки. Если повезет проколоть пузырь, полагается приз. Так вот, твоя мать, бедняжка, раз за разом попадает в цель, но увы! Лорд Тревелайн не в состоянии осмыслить попадание, он попросту надувается спесью, как новой порцией воздуха, и тем самым лишает ее заслуженного приза.

Именно это случилось и теперь.

– Насколько спокойнее я бы себя чувствовал, будь у нас еще один сын, с врожденным чувством ответственности!

– И кто же, позвольте спросить, сэр, виноват в том, что у нас нет других детей?

С минуту лорд Тревелайн молча смотрел на жену. Казалось, он лишился дара речи. Даже Дэвида поразил неожиданный и резкий выпад матери.

– Ну а поскольку других детей нет и не предвидится, – невозмутимо продолжала леди Тревелайн, – вам, сэр, следует проявлять больше терпения к вашему единственному сыну. Кто, как не он, подарит вам внука... возможно, внука с врожденным чувством ответственности.

Лицо ее мужа, и без того красное от полнокровия, побагровело. Он вскочил из-за стола, опрокинув чашку, и бросил салфетку на белоснежную скатерть.

– Мадам, вы забываетесь!

Ничего больше не добавив, лорд Тревелайн пошел прочь, едва не сбив с ног горничную, входившую с завтраком для Дэвида. Тот принялся за холодную телятину, избегая смотреть на мать.