А на последней ступени и вовсе споткнулся, рискуя упасть.

– Простите… – пробормотал, сам себя стесняясь.

Медленно обвел взглядом присутствующих и задержался отчего-то на Коне, который все еще сжимал Ларино плечо. Этот ли взгляд подействовал? Но Кон тотчас Лару отпустил и даже отошел на полшага.

Притихли и прочие гости.

Лишь madame Щукина, ничем невозмутимая, поедала канапе и негромко причавкивала…

Слава богу, как раз настало время перебраться в столовую: следовало бы Ларе, как хозяйке, войти первой, но она эту честь уступила Ордынцеву и Анне Григорьевне, не пожелавшим расстаться и теперь.

Когда Федька-лакей, распахнула двери, Ларе показалось, что господин Харди качнулся в ее сторону. Кто знает, может, чтобы предложить сопроводить в столовую? Но его намерений не суждено было узнать: Дана на правах невесты положила руку на его предплечье.

А madame Щукина, оставив канапе, спрятав веер, бросилась через гостиную к Кону. Побоялась, видимо, что всех приличных мужчин разберут, и ей достанется кто-то вроде неуклюжего Рахманова.

А так – он достался Ларе…

Лара уж и смирилась со своей участью, но Рахманов все стоял у лестницы, мялся и будто бы боялся подойти. В конце концов, потеряв терпение, Лара хмыкнула и вошла в столовую в гордом одиночестве.

Усесться ей помог господин Харди, а его невесту весьма галантно обихаживал почему-то Кон. Причем, столь по-свойски Дана его поблагодарила при этом, что от Лары не укрылась простая истина:

– Так вы знакомы? – удивилась она.

Удивилась, потому что Ларе казалось, Кон не покидал своего номера с того часа, как она его туда привела.

– О, еще в Петербурге имели честь, – ответил на ее любопытство Ордынцев, папенька Даны. – Это удивительная история, Лариса Николаевна, тотчас вам ее расскажу!

Ордынцев поблагодарил Галку, положившую ему карпа в сметанном соусе, покосился на вырез ее платья с расстегнутой пуговкой – но все-таки вернулся к обещанной истории:

– Представьте себе, Константин Алексеевич служит в той самой стряпчей конторе, куда обратился господин Харди для покупки нашей усадьбы!

– Ничего удивительного, Александр Наумович, учитывая, что в Петербурге не так много стряпчих контор столь респектабельных, – ответил на это Кон и сделался почему-то еще мрачнее, чем прежде.

А Лара живо встрепенулась:

– Так ты и впрямь выучился на адвоката, Конни?! Как мечтал Алексей Иванович?

– Я служу в той конторе клерком, Лара, не адвокатом… – неохотя пояснил тот.

А Лара прикусила язык. Вспомнила, что одной из причин, по которой Алексей Иванович слег той зимой, было письмо от Конни, где он сообщал, что его отчислили из университета за неуспеваемость…

Неловкость сгладил Ордынцев, пылко заверив всех:

– Константин Алексеевич прекрасный юрист, самый лучший! Ежели бы не его связи, ей-богу, мы до сих пор бы возились с купчей и в Тихоморск поспели бы не раньше зимы.

– Контора наша велика, но слухи разносятся быстро, – добавил Конни. – Когда я узнал, что некто желает выкупить знаменитую Ордынцевскую усадьбу – сей же час захотел увидеть будущего нашего соседа. А господин Харди позже оказал мне честь, пригласив на обед.

Улыбка Кона была теперь не просто мрачной, но и фальшивой до безобразия. Нет, ему совершенно не нравится господин Харди. Но отчего же тогда Конни завел с ним дружбу?

Американец сидел по правую руку от Лары. Скосив глаза, она попыталась найти подсказку на его лице, но и тот был мрачен нынче и до крайности не разговорчив. Ларе даже показалось в какой-то момент, будто ему нездоровится, и он хочет уйти.

И что за объявление он намеревался сделать?

Господин же Ордынцев, то ли не чувствуя неловкости за столом, то ли, напротив, чувствуя остро и желая ее развеять, все рассказывал и рассказывал, как рад он вернуть родовое гнездо.