Пока расставляла на столике чайную пару, вазочку с вареньем, пока подливала кипятку да сливок, снова нет-нет, да ловил на себе Рахманов этот ее взгляд. Прислонившись к комоду, наблюдал за девицей со вновь вернувшейся улыбкой. Верхние пуговки ее голубого форменного платья были расстегнуты – случайно или нет.

– Много ли нынче здесь постояльцев, милая? – не дожидаясь, пока она закончит, спросил Рахманов.

Галина повела полным плечом:

– Меньше все-таки, чем в прошлые годы. Уж думали вовсе останемся без постояльцев, а тут дама богатая приехала, сразу два нумера наняла – на себя и на горничную. А нонешней ночью еще и господин Ордынцев с дочкою и будущим зятем разом три нумера взяли.

– Ордынцев? – Рахманов, припомнив название усадьбы, кивком головы указал на окно, где за шторой пряталась усадьба.

– Ага, – вкрадчиво кивнула Галина и облизнула палец с упавшей на него капелькой варенья. Глаза ее блестели – она очень любила делиться сплетнями. Особенно делиться с теми, кто сии сплетни оценит: – Он самый. Какой-то родственник прежнего хозяина-старика. Скитался, говорят, двадцать лет по европам без гроша в кармане, а тут счастье привалило – и усадьба, и зятек-богач. Вы чай-то чего не пьете? Остынет.

– А ты сама выпей, красавица.

– Не положено нам… – помялась Галина. – Юлия Николаевна узнает – ругаться станет.

– Так нет ведь Юлии Николаевны – не узнает никто. Кушай, милая, кушай.

Мягко, но настойчиво Рахманов надавил на ее плечо, принуждая сесть. Девушка хоть и противилась, но лишь для вида. Хмыкнула, в конце концов, и по привычке своей перелила чай в блюдце, охотно пригубила.

– А к вам-то, барин, как изволите обращаться? – то ли сказала, то ли промурлыкала Галина и снова стрельянула глазами.

– Я не барин, – поправил Рахманов. – Дмитрием Михайловичем зови.

– А маменька вас как в детстве звала? Митенькой, небось? – она снова, уже нарочно, обмакнула палец в варенье и кончиком языка сняла каплю. – Был у меня раньше дружок – Митькой звали. Ладный такой парень. Я в него влюблённая была.

– А потом твой Митька куда делся? Сбежал?

– Сбежал, – пожав плечами, Галина с аппетитом принялась за круассан.

– И не вернулся?

– Ясно дело, не вернулся – у нас из Болота кто уезжает, никогда больше не возвращается. Гиблое место. Я б тоже сбежала, ежели было б куда.

– А Ордынцев этот что ж вернулся? Наследства, никак, получил?

– Куда там! – фыркнула Галина. – Говорю же – дочка замуж выходит, вот зять-то в подарок и выкупил им эту усадьбу.

– А зять?..

– Господин Харди, – старательно выговорила чужеземную фамилию Галина. – Мериканец. О-о-очень состоятельный, я слышала.

– Да ты что… и он женится на дочери Ордынцева?

– Женится. Только она его не любит.

Рахманов лицом изобразил удивление, а Галина, до шепота понизив голос, призналась:

– Утром нонешним своими глазами видала, как с пляжу она возвращалась. Да не одна, а с молодым пригожим господином – не женихом своим. Об ручку так держится нежно-нежно. Меня приметила и сразу ручку-то свою вытянула и вперед побежала, вроде как и не было ничего. Но меня-то не обманешь!

– А жених что же, лопух совсем?

– Лопух не лопух… Да он сам, скажу я вам, по сторонам заглядывается.

– Это на кого же заглядывается? На тебя, небось.

– И на меня, – не смущаясь, подтвердила Галина. – А все больше на хозяйкину дочку, Лару Николаевну.

Рахманов почувствовал, как сердце сжалось – и ухнуло вниз. Улыбка дрогнула. Заметила ли это Галина? Девка глазастая – наверняка заметила.

– А что же Лара Николаевна? – через силу придерживаясь игривого тона, спросил Рахманов.

– А что – Лара Николаевна? Лара Николаевна барышня приличная, воспитанная, по-французски знает. – Прищурилась, глядя точно в глаза Рахманову, и добавила: – Маленькая она еще, Дмитрий Михайлович. Все картинки свои рисует да сказки про русалок читает. Мне призналась однажды, что уплыть куда-то там хочет.