И все-таки попытаться нужно было непременно! Закрыв глаза, Торак поднес сложенные рупором ладони ко рту и провыл волчье приветствие.

В голосах волков сразу послышались тревога и напряжение.

«Где ты охотишься, волк-одиночка?» – провыла главная волчица. Вопрос прозвучал резко, точно приказ.

«На расстоянии многих прыжков от вас, – ответил Торак по-волчьи. – Скажи, среди вас есть больные?»

Он не был уверен, что сумел правильно выразить эту мысль, и, похоже, волки поняли его неправильно.

«Наша стая – хорошая стая! – обиженно завыли они. – Самая лучшая стая в Лесу!»

Торак, в общем-то, не слишком надеялся, что они поймут его. Не так уж хорошо он понимал волчий язык, а выражать по-волчьи собственные мысли почти совсем не умел.

«А все же, – подумал он с внезапной острой болью, – мой Волк непременно понял бы меня!»

Волчья песнь вдруг смолкла.

Торак открыл глаза. И снова очутился на залитой лунным светом поляне, в зарослях темных папоротников и таволги – точно ото сна очнулся.

Негромко захлопали крылья, и на ветку рядом села кукушка. Она внимательно смотрела на Торака круглым глазом в желтом ободке.

Он вспомнил, как Ослак презрительно прорычал: «Ты вообще не из нашего племени! Кукушонок!» Конечно, это был просто бред сумасшедшего, но в чем-то Ослак прав. Кукушка пискнула и улетела: кто-то ее спугнул.

Торак бесшумно встал, рука сама собой потянулась к ножу.

Залитая ярким светом поляна казалась совершенно пустой.

В двух шагах к востоку протекал небольшой ручеек, стремившийся к Широкой Воде. Торак осторожно осмотрел ближнюю часть берега в поисках каких-либо следов, но ничего не обнаружил, не нашел даже шерстинок, застрявших в траве, или надломленных веточек.

Но кто-то все-таки прятался рядом! Торак чувствовал это!

Подняв голову, он внимательно вгляделся в темную крону раскидистого бука.

И заметил, что из ветвей прямо на него смотрит какое-то существо. Маленькое. Злобное. Волосы как сухая трава, а лицо – из листьев!

Он видел его одно лишь мгновение. Затем вздохнул ветер, шевельнул ветки, и существо исчезло.

Он так и стоял под деревом, застыв как истукан, держа в руке нож и задрав голову вверх, когда его отыскала Ренн.

– Что случилось? – встревоженно спросила она. – Почему ты убежал? Ты что, съел что-нибудь не то? – Ей явно не хотелось высказывать вслух предположение о том, что и он, возможно, болен.

– Да нет, со мной все в порядке, – соврал Торак. Но руки его сильно дрожали, когда он засовывал нож в ножны.

– У тебя губы совсем серые, – заметила Ренн.

– Ничего, все уже прошло, – снова соврал он.

Когда Торак уселся с нею рядом под буком, Ренн мельком глянула ему на руки: никаких волдырей видно не было, и она вздохнула с облегчением, стараясь, впрочем, не выдать охватившую ее радость.

– Может, тебе плохой гриб попался? – предположила она.

– А Тайный Народ, – не слушая ее, спросил вдруг Торак, – какой он на вид?

– Что? Да ты же не хуже меня знаешь, что они точно такие же, как мы с тобой! Хотя если повернутся спиной, то может показаться, что они будто сгнили…

– А лица у них какие?

– Я же сказала: как и у нас! А что? Почему ты спрашиваешь?

Торак покачал головой:

– Мне показалось, я что-то такое видел… И подумал: а что, если это Тайный Народ ту болезнь вызвал?

– Нет, – сказала Ренн. – Это вряд ли. – Она по-прежнему не решалась рассказать ему, что узнала во время исцеляющего обряда. Нет, это же просто несправедливо! После всего того, что Тораку довелось пережить прошлой зимой!..

Чтобы отложить неприятный разговор, Ренн спустилась к ручью и принялась смывать с лица глину, но сперва с трудом сковырнула с ладоней толстый слой, позволявший спокойно держать в руках горячую золу. Потом нарвала целую пригоршню влажного мха и вернулась к Тораку.