Маруся снова почувствовала этот странный запах – тягучей горечи, растопленного воска и ладана. Она тоже хотела пройти за отцом в комнату, но попадья ловко преградила ей путь и закрыла дверь прямо перед ее носом.

– Тебе нельзя. Ты тут обожди, – строго сказала она.

Маруся слышала, как отец что-то говорит, обращаясь, по-видимому, к дочкам попадьи, но, чтобы они что-то отвечали ему – этого она не слышала.

Марусе стало так любопытно, что она не могла спокойно устоять на месте. Отец был здесь, поэтому ей было не так боязно. Зато любопытство теперь просто распирало ее изнутри. Слегка подтолкнув дверь ногой, Маруся прильнула одним глазом к образовавшейся щели.

В комнате попадьи царил полумрак, окна были занавешены плотной тканью, кругом горели свечи в старинных, позолоченных лампадках, и казалось, что их дрожащее сияние оживляет иконы, висящие на стенах. Только это были какие-то странные иконы, Маруся таких никогда не видывала. На них были изображены не святые, а какие-то непонятные существа. Или ей в потемках так показалось? Она видела, как отец перекрестился на одну из икон и поклонился ей. Он всегда так делал, когда бывал в церкви. Марусе стало не по себе. Нехорошее, гнетущее и давящее чувство навалилось на нее откуда-то сверху, стало трудно дышать, и она осторожно прикрыла дверь. Подойдя к своей лавке, она села и только тогда смогла вздохнуть.

– Как же они там живут? Там и воздуха-то нет совсем, дышать нечем! – прошептала Маруся, – еще и иконы эти…

Через какое-то время отец вышел из комнаты попадьи. Притихший и молчаливый, он отдал женщине оплату за следующую неделю, попрощался с ней и позвал Марусю:

– Пойдем дочка, ехать пора, мать да бабка уже поди заждались нас.

Они вышли из дома, и Маруся снова крепко обняла отца.

– Я-то дочек попадьи ни разу так и не увидела, батя, – тихо проговорила Маруся, забираясь в телегу.

Отец потрепал девочку по волосам, а когда она уселась, накинул ей на ноги старенькую накидку.

– На, Маруська, прикройся. Ветрено сегодня. Кабы не простыла ты, – сказал он.

– Батя, мне так интересно посмотреть, какие они, эти самые дочки! – не унималась Маруся.

– Да чего ж на них смотреть! Больные, немощные, несчастные дети. Если Елена Алексевна не позволяет на них смотреть, значит так надобно, ей виднее, она их мать, как-никак.

Маруся нахмурилась, тогда отец строго взглянул на нее и сказал тоном, не терпящим возражений:

– Они, в конце концов, не куклы какие-нибудь, чтоб их рассматривать!

Маруся отвернулась обиженно. Весь путь до дома они с отцом проделали молча, думая каждый о своем.

***

Выходные дни пролетели, как несколько коротких мгновений. Вроде бы только-только Маруся с отцом переступили порог родного дома, только она обняла и поцеловала по очереди матушку и бабушку Фаю, только потрепала по голове шаловливую сестренку Аленку, и вот уже опять нужно было отправляться в путь…

Как же Марусе не хотелось ехать к строгой и злой попадье! Но она ни с кем не делилась своими грустными мыслями. Что бы ей сказали в ответ отец и матушка? Ты должна, так надо, и все в том же духе. При этом в школу Марусе очень хотелось, за два дня она уже успела соскучиться по Катерине Ивановне. Играя с Аленкой в субботу, она попыталась устроить для маленькой сестры подобие школы – разложила перед ней деревяшки, которые нашла во дворе, дала в руки маленький уголек, чтобы можно было писать. Маруся учила Аленку буквам, цифрам и даже ставила ей отметки.

Аленка вовсе не похожа была на прилежную ученицу, она больше шалила и кричала, но Маруся старалась не злиться на маленькую сестрёнку, она вспоминала добрую улыбку Катерины Ивановны и старалась улыбаться точно так же, как улыбалась на уроках она.