– И что это значит? – упёршись в него испытующим взглядом, холодно осведомилась она.
– Вы разгневались, хозяйка… Готов покорно принять наказание в любое время, как поучить изволите. Хотите до трапезы, хотите после.
Его худенькие плечи нервно подрагивали, выдавая, что наказания он всё же боится, но, видимо, знает, что покорное принятие значительно его облегчает.
– Как часто тебя бил Альфред?
– Не очень часто и лишь сперва очень сильно, – парень нервно сглотнул и отвёл взгляд. – Я не особо покорным и терпеливым был поначалу… Потом стараться стал, вот он наказания и уменьшил.
Миранда задумчиво хмыкнула. Не вязался рассказ юноши с тем, что она знала про Альфреда. Абсолютно не вязался. При этом возбуждения поля, соответствующего лжи, она не чувствовала. Стив верил в то, что рассказывал, и, похоже, даже испытал всё это. Но вот с кем испытал и кого привык называть Альфредом, это вопрос… А может, это она плохо знала того или время и окружение сильно его изменили… А может, у него был повод именно так себя вести с парнем. Может, он с самого начала знал, что он агент инквизиции и пытался заставить бояться и не доносить из страха, но просчитался? Мысли скакали как зайцы. Она решила не мучиться и подробнее расспросить Стива.
– Откуда у тебя появились деньги на покупку дома?
– Альфред дал. Сказал, будешь говорить всем, что свой дом в городе продал, чтобы с долгами расплатиться, а это остаток. На самом деле никакого дома у меня не было. Я сирота, у тётки рос. Она хоть и любила меня и, можно сказать, баловала, но капитала после смерти мне никакого не оставила. Всё взрослым дочерям завещала, а они выставили меня с вещами на улицу. Дом продали, деньги меж собой поделили. Правда, замолвили за меня словечко, и меня взяли в таверну. Сначала посуду мыл, потом навострился повару помогать. Он меня своим помощником и сделал.
– А зачем ты из таверны к Альфреду ушёл?
– Там скандальная история вышла… Леди одна солонку в тарелку свою перевернула и пожаловалась, что блюдо пересолено. Хозяин знал, что на кухне я, вот и обвинил сразу, скандал начался. Я пытался объяснить, что ничего не пересаливал, но вышло хуже. Он попробовал и орать начал, что я отравить гостей хочу. А Альфред видел, как та леди солонку опрокинула, и попытался заступиться за меня, но его даже слушать не стали. Типа у вас претензий нет, а у леди есть, и без разницы, что она опрокинула. Меня выгнали и сказали, что не только денег за месяц не заплатят, а ещё и штраф наложат. Вот Альфред меня пожалел и взял к себе. А потом… Потом… – Стив вновь нервно сглотнул и закусил губы, видимо, внутренне решая дилемму: рассказать или нет.
Она не торопила. Захочет – сам расскажет, а не захочет, она потом найдёт способ узнать, что такого меж ними было потом.
Напряжённо глядя в пол, Стив ещё пару минут в нерешительности кусал губы, после чего, собравшись с духом, продолжил говорить:
– Потом я играть попробовал на карманные деньги, что он давал, и затянуло меня. Проигрался сильно. Пришёл к нему, сначала рассказать хотел, а его не было в тот момент, и тут я деньги, лежащие на столе, увидел. Много денег. Я взял лишь столько, чтобы долг отдать, пошёл и отдал. Когда вернулся, он был уже дома и вне себя от ярости. Велел раздеться и лечь. Меня раньше никогда не били. И я… Я не послушал. Кричать стал, что он права не имеет меня бить. Он за плечо схватил и сказал, что сейчас всё про права растолкует, и тогда я его за руку укусил. Вот тут он совсем озверел. Схватил меня, связал, рот заткнул и так ремнём с пряжкой отходил, что я неделю пошевелиться не мог. Лежал и плакал только. А он мне нотации читал и грозился продолжить, как только мне полегчает. Но не продолжил. Пожалел. А через некоторое время я его шкатулку без спроса открыл. Понравилась она мне очень. Резная вся такая. И не заперта была. Я крышку потянул, она и открылась. А там снова деньги оказались, много, но я ничего не взял. Правда, пересчитал. Интересно было, сколько их, и тут он вошёл. «Опять, – говорит, – за старое взялся». Я стал уверять, что ничего бы не взял. Он усмехнулся и говорит: «Я ведь тебе не разрешал открывать эту шкатулку. Вот за это наказан и будешь». Одним словом, влетело мне и во второй раз не слабо. А вот дальше мне лишь по мелочи доставалось, поскольку я старался не спорить и наказания терпеливо сносить. Только раз ещё он меня очень сильно избил, когда я вазу его разбил какую-то очень старинную.