– Я сказал тебе все, что мог. Уильям Хендерсон может быть вовлечен в одно очень мерзенькое дело, и мне нужно добыть доказательства, чтобы PJB смогла начать распутывать плохо пахнущий клубок.

– Я спрашивала о том, что мы конкретно ищем. – Меня начинает охватывать еще большее раздражение.

Оуэн вечно отмахивается от моих вопросов полуправдой и загадками, намеренно избегая деталей. С одной стороны, я понимаю, что он ограничен рамками своего контракта с PJB, но, с другой, это молчание доходит до абсурда. Особенно с учетом того, что все это сделано едва ли не ради спасения мира, не говоря уже о помощи моему родному дяде. Я по уши втянута в дело, о котором не знаю практически ничего, и иду на поводу у симпатичного молодого человека как будто просто за его обворожительную улыбку. Как это вообще у него работает?..

Повернув ко мне голову, Оуэн бросает:

– Твоя задача просто стоять на стреме, лисичка. Ты помогла мне тихо попасть сюда, на этом твое участие заканчивается.

Холодный комок гнева опускается куда-то в живот и оседает чувством простой, даже постыдной обиды.

– Чудесно, – тихо фыркаю я, разворачиваюсь и покидаю спальню.

Пусть возвращает все на свои места сам. Тихо вздохнув, я снова оглядываюсь в приглушенно освещенной гостиной. Хочется присесть и перевести дух, но, честно говоря, я просто брезгую. Нигде нет никаких очевидных признаков, но мне почему-то кажется, что здесь все в следах человеческих тел, пота и других жидкостей.

Жуткое, ничем не объяснимое ощущение. И весьма мерзкое.

Я ежусь, будто от холода, хотя ни один из кондиционеров в помещении не работает. Нервно вздохнув, я держу входную дверь под постоянным зрительным контролем, внушая себе иллюзию контроля ситуации. В сущности, если сюда прямо сейчас кто-нибудь войдет, я ничего не смогу сделать.

Приходится напомнить себе о том, что мое нахождение в этом пентхаусе вполне себе законно. С чего мне так нервничать? Если Оуэна обнаружат здесь, это будут в основном только его проблемы. Я на пару секунд прикрываю глаза, заставляя себя мыслить холодно и трезво.

Непривычно мрачный и напряженный, Оуэн вскоре выходит из спальни пентхауса. Подобные эмоции смотрятся так инородно на вечно язвительном и улыбчивом лице, что кажется, будто кто-то натянул на него маску. В руках он сжимает записную книжку весьма потрепанного вида.

– Ты считаешь, что Хендерсон не заметит такой пропажи? Ты бы еще трусы у него пачкой спер, – хмуро говорю я. – Любую пропажу повесят на меня, ты же понимаешь?

Оуэн меряет меня тяжелым взглядом. Удивительно, но он прислушивается к моим доводам и не продолжает задуманное мне на зло. Оуэн молча кладет записную книжку на стол на кухне, и следующую минуту тратит на то, чтобы сфотографировать некоторые страницы. Мне не удается противостоять любопытству и дурному предчувствию, и я аккуратно поглядываю из-за его плеча на содержимое записной книги. Тревожное ожидание рисует по меньшей мере какие-нибудь планы по захвату мира, которыми могут быть исписаны эти страницы.

Но на желтых листочках в неяркую линейку лишь размашистый почерк, перечисляющий странные слова, которым я никак не могу подобрать определения.

Кара. 19, рост 5′2″, вес 48.

Карамель. 18, рост 5′3″, вес 43.

Куколка. 16, рост 5′5″, вес 56.

Светлячок. 20, рост 5′4″, вес 59.

Лилия. 21, рост 5′8″, вес 63.

Грация. 24, рост 5′7″ вес 51.

Луна. 23, рост 5′1″, вес 49.

Дрим. – , рост 5′3″, вес 42.

Я в растерянности пробегаю взглядом по таким же ровным строчкам странного списка на следующей странице, которую фотографирует Оуэн.

Больше всего это напоминает какие-то странные клички. Я нервно усмехаюсь: