Закрыв глаза просто считаю.

Раз — это выдох. Два — это вдох. Три — снова выдох и так далее.

Звук собственного голоса и холод всегда помогают мне справиться с этим состоянием. Первому научила врач еще когда ставила меня на учет с нервным срывом, а второе я выяснила сама.

Услышала, как встал дед. Он, кряхтя, прошел на кухню, попил воды прямо из носика чайника и так же тяжело ушел обратно. Я беспокоюсь за него все больше, но мне до сих пор никто ничего не сказал, будто я ребенок.

Еще немного подышала и вернулась в постель. Тихонечко обняла Настю, уткнулась носом в ее русые волосы, пахнущие карамельным детским шампунем, и меня еще немного отпустило. А утром снова на занятия.

Вымотанная бессонной ночью и токсичными переживаниями вместо лекций взялась писать стихотворение. Они у меня нескладные и примитивные, зато еще один способ психологической разгрузки. Опять выходит какая-то ерунда. Тим все пытается заглянуть ко мне в блокнот, но этот ужас я от него закрываю, как могу. В итоге и вовсе убрала все в сумку.

— У тебя от меня секреты? — урчит он мне в ухо.

— Нет. Там чушь, — отмахиваюсь. — Правда. Иногда балуюсь и…

— Оправдываешься? — отрицательно кручу головой. Тим смеется и утверждает. — Оправдываешься. Зачем? Я же не упрекаю. Просто спросил. Захочешь, покажешь. Я вот тоже стихи писал.

— Да ладно? — делаю большие глаза.

— Угу. На пароходе, чтобы мозгами не потечь в навигации. Помогало, — незаметно целует меня в висок. — Покажу как-нибудь.

— Тим… — зову, рисуя пальцем на тыльной стороне его ладони.

— Что? — довольно щурится.

— Меня сегодня можно прямо до дома проводить, — выдыхаю. — наверное…

— Наверное? — усмехается он. — Я вообще не понимаю, чего ты меня прячешь? Не проще ли представить нормально твоим родным и встречаться спокойно?

— Обязательно. Только еще чуть-чуть позже. Я сначала сама с бабушкой поговорю и потом…

— Эхх, — он только тяжело вздохнул в ответ.

Просто Тим многого не знает. И я не уверена, что готова объяснять. Не хочу выглядеть в его глазах шлюхой.

После занятий мы едем ко мне. Я дико волнуюсь всю дорогу, будто сейчас нас запустят в космос, не меньше. Сама же себе напоминаю, что дома никого и время такое, что во дворе тоже вряд ли кто-то будет сидеть. Погода для бабушек «не летная», они теперь из окошек больше подсматривают.

Во дворе все равно воровато оглядываюсь по сторонам и пытаюсь проглотить нервно бьющийся в горле пульс. Веду Тима за собой в подъезд. Мы поднимаемся по лестнице. Дрожащими пальцами проворачиваю ключ чувствуя взгляд мужчины у себя за спиной.

«Когда-нибудь я обязательно тебе объясню» — даю мысленное обещание.

Провела ему экскурсию по квартире, предложила чаю, но Тим отказался, внимательно разглядывая в шкафу на полке самолетик, сделанный из пачки сигарет.

— Кто делал?

От его вопроса бросило в жар. Я идиотка, что не выкинула эту поделку.

— Да так. Придурок один.

Тим стоит ко мне в пол-оборота, и я вижу, как на мгновение напрягается все его тело.

— Я выброшу, — тяну руку, но он открывает стеклянную створку, достает картонную игрушку и сжимает ее в кулаке.

— Любила? — разворачивается. Также внимательно теперь смотрит на меня. Будто сканирует, а я улавливаю в этом взгляде чистую мужскую ревность.

— Нет! — говорю, слишком громко подпрыгнув немного на носочки. — Ростовский был еще той сволочью, — отвожу взгляд, обнимаю себя руками за плечи закрываясь.

— Зачем тогда сохранила? — в половину шага сокращает между нам расстояние, разжимает мои руки, кладет к себе на пояс.

— Не знаю я! Дура потому что! — срываюсь, хочу сбежать, но Тим ловит, крепко прижимает к себе.