Растроганный Рустам обнял его:
– Я рад. Я очень рад.
– А уж я-то как рад, – постарался скрыть за усмешкой свое волнение Гарт. – Да ладно, чего уж там, пошли лучше кастеляна разыщем. И, когда он тебя спросит, сколько у тебя людей, не забудь про меня, а не то придется спать по очереди на одной кровати. А я этого не люблю, ты знаешь.
– Фабио Иманали, секретарь младшего казначея, – объявил дворецкий.
Молодой гоблин глубоко вздохнул, скрестил на удачу пальцы и, низко кланяясь, вошел в королевский кабинет. Ему уже доводилось видеть короля, но никогда еще он не был от него так близко – десять шагов, строго по этикету. Когда Фабио остановился у положенной ему по рангу отметки, король оторвал взгляд от бумаг и смерил его взглядом, заставившим Фабио затрепетать. У него пересохло во рту и противно задрожали колени.
– Ваш преданный слуга явился по вашему зову, ваше величество.
Король взял со стола исписанный лист и взмахнул им в воздухе:
– Знаешь, что это такое?
– Никак нет, ваше величество.
– Это прошение от казначея Уотфорда с просьбой тебя уволить.
Фабио натужно сглотнул воздух, застрявший в горле. У него вдруг неприятно перехватило дыхание.
– Уотфорд пишет, – продолжил король, – что ты своевольничаешь, лезешь не в свои дела и возводишь клевету на моих честных слуг. Он также жалуется, что ты ведешь непозволительные речи и чересчур дерзок со старшими по званию. Этого вполне достаточно не только для увольнения, но и для начала служебного расследования. Королевская служба – дело серьезное, проштрафившихся не выгоняют, а сажают в крепость. Ты должен был знать об этом, когда подавал прошение о приеме на службу.
– Ваше величество…
– Я разве разрешил тебе говорить? – Голос короля хоть и прозвучал бесстрастно, но это бесстрастие было для молодого гоблина страшнее отцовской ярости. – Я хочу, чтобы ты запомнил: со мной можно спорить, меня можно убеждать, но никогда и ни в коем случае мне нельзя перечить.
Фабио вжал голову в плечи и не на шутку пригорюнился. «Что теперь со мной будет? – мелькнула у него в голове шальная мысль и тут же была поглощена другой, более важной: – А что будет с Венерой, если меня посадят?»
Молодость есть молодость, опыт приходит с годами, и никак иначе. Будь Фабио постарше, он бы непременно задумался – а чего ради король дает ему уроки на будущее (пускай и весьма жесткие), если все равно собирается его посадить?
Тем временем король, убедившись, что молодой гоблин проникся до глубины души, скомкал прошение казначея Уотфорда и выбросил его в корзину.
– А теперь перейдем к делу. Подойди ближе и сядь.
Совершенно растерянный Фабио поднял голову.
– М-мне…
Он хотел сказать: «Мне не положено подходить ближе». Но король удивленно приподнял бровь, и слова благоразумно застряли в горле. Потрясенный гоблин подошел ближе и сел на стул, стоявший всего в четырех шагах от его величества. Так близко к королю не могли приближаться даже титулованные дворяне.
Королю было не до этикета. Он взвесил на ладони толстую папку и сказал:
– Я пролистал твои отчеты и предложения. Здесь написано, что мы можем сэкономить семнадцать тысяч золотых монет. Объясни.
Сердце молодого гоблина вздрогнуло и затрепетало в груди, подобно влюбленному жаворонку. Он позеленел от волнения и, глубоко вздохнув, словно перед прыжком в омут, принялся излагать. Вкратце пробежавшись по использованным им методам систематизации и анализа и более подробно остановившись на выявленных в результате фактах, Фабио шаг за шагом раскрыл перед королем неприглядную картину многочисленных злоупотреблений. Это было тем более удивительно, что он не рассказал ничего нового или ранее неизвестного. Фабио всего-навсего собрал разбросанные по многочисленным отчетам сведения и сложил их в единую мозаику. Выводы получились шокирующие и неутешительные: