в обед – Аврора не горит.
Не подавись альтернативой,
но и не бойся сунуть нос:
за полудохлой перспективой
должно́ быть что-то бе́з заноз…
Всё будет правильно, когда ты
поймёшь, что счастлив и здоров:
ищи свои координаты
среди бесчисленных миров.
Среди блуждающих скоплений —
твои планета и цветок…
В клешня́х потерь и сожалений —
не прерывается поток.
Виток – ещё один – по рунам,
под шёпоток – почти что вслух:
не спишь, ошпаренный паруном,
переводя обратно дух…
На час назад, когда не больно,
когда не страшно, и – смешно
играл поток – бесперебойно,
как самодельное вино…
Стояли друг напротив друга,
тянули сеть, шумел поток,
да только лопнула оттуга
и – развязался узелок…
Жизнь – что-то вроде ипподрома —
проходит в дёрганных бегах:
из одного мы вышли дома,
теперь – на разных берегах.
Фортуна кинулась шалавой
к тому, кто ехал впереди,
и – он, косой и шепелявый,
её касается груди.
Досада – громко и беззвучно:
как ты, хорошая, могла?
Ты – ожида́емо и су́чно
под что-то чёрное легла…
Легки́ воздушные потоки,
но эти строки – тяжелы́,
и – мысли – рва́ны и жесто́ки,
и – далеки́ от похвалы.
Цветная пишется картина —
в воспоминаниях твоих…
Но – вот – постро́илась плотина,
и – перекрыла
этот
стих.
25.07.19
Прилетели
В пе́сенке колыбельной —
нача́ла нет и фина́ла:
я – снова не свой – от капели,
от – голосов и – боли…
В ра́мочке самодельной
вырезка из журнала:
«Саврасов. Грачи прилетели»…
Начать рисовать, что ли?
Начать говорить цвета́ми,
раз слов уже – не хватает?
Со школы – гуашь на полке
в родительском доме – в ждущем…
Я строки менял местами,
об этом – никто не узнает…
Рисунок – от пят – до холки —
всё выскажет – взгляд имущим.
Не хочется объяснений,
не хочется оправданий,
не хочется заблуждений,
не хочется быть причастным…
Не хочется обвинений,
ни про́махов, ни – попада́ний,
ни травли моих приведений…
Не хочется быть несчастным.
«Саврасов. Грачи прилетели».
Картины – мои око́шки…
В одном полновесном шаге —
весна и цветные сны.
Я – будто прирос к постели,
на сердце – скребутся кошки…
Мне видится: «Верещагин.
Апофеоз войны».
04.03.19
Ломка
На языке – косые речи,
и на носу – отбитый час,
и на полу – цветы и вещи,
и на стене – звериный пляс,
и на двери́ – «не беспокоить»,
и на груди – «не кантовать»:
пусть говорят «ломать – не строить»,
я – буду строить и – ломать.
Я собираю снова, снова
свой искалеченный скелет,
свой облик – с и́скры – до покро́ва,
но – не воро́тится портрет.
Он – окончательно разобран,
детали – сгинули в щеля́х
в полу – остался полуобраз,
застрявший в каменных нулях.
Мне нужно время – без агоний,
без самоедства и – тоски…
Держу, чужой и посторонний,
что – были рядом и близки…
Весна – раста́пливает льдины,
потоки чувств – бурля́т в крови́:
герой – живой и невредимый,
но автор – до́хнет без любви.
На полосе – от марта – к маю —
от обострённой маяты́ —
я нервно строю и ломаю
определение мечты.
04.03.19
Мята
Чистое, чума́зое
счастье голубо́кое —
лихо одноглазое,
бла́го многоокое…
Мне большое – ве́домо,
радует и ма́лое,
лю́бится победа, но —
чувство запоздалое.
Сердцем ощутимое,
Пресвятая Троица,
неисповеди́мое —
в лабиринтах кроется.
Вот – четверостишие —
пя́тое, не лучшее…
Не чура́йтесь, при́шлые,
отмета́йтесь, у́шлые…
Мя́та в озагла́вии —
дело не-в-растении:
справочка о здравии —
в сме́те и смятении…
На ресничке – капелька:
процедуры водные…
Маменька и папенька,
не волнуйтесь, ро́дные.
15.07.19
Мой лес – горит
Мой лес – горит,
и трудно не понять —
по треску