Адасский наместник со своими слугами расположился на третьем этаже. Как начальник королевской охраны, я распределяю людей по постам.

– А для меня найдется местечко? – клянчит Тэта, путаясь у меня под ногами. – Я могу сторожить покои нашего драгоценного гостя.

– Нет.

– Ну пожалуйста.

– Я сказал, нет.

– Тебе же несложно.

– Не заставляй меня применять силу.

– Ты не можешь вышвырнуть меня из замка без ее ведома, м?

– Ошибаешься.

Когда я заканчиваю и спускаюсь в коридор Алтаря, эта чертовка идет за мной следом.

– Чего тебе еще надо? – спрашиваю.

– Почему ты так со мной? Что я сделала?

– Ты еще не поняла? – Я хватаю ее за запястье. – Весь мир в курсе твоих похождений.

– Чего? Каких еще похождений?

Я прижимаю Тэту к стенке и приставляю кинжал к ее горлу. Свободной рукой я держу ее за сгибы локтей, чтобы она не могла сопротивляться.

– Признавайся, что у тебя с Эмаймоном.

– Я всего лишь сделала то, что поручили тебе.

– Ты сегодня весь день строила ему глазки, пока госпожа не видела.

– Ах ты! Следишь за мной?

– А еще ты отказалась от должности в Совете, чтобы устроиться на посольскую службу. Наверное, чтобы почаще гостить на Адасе. Да? Так вот, я предупреждаю. – Я прижимаю ее еще сильнее. – В один прекрасный день тебя не пропустят через границу – и надейся, что тогда ты окажешься с нашей стороны.

– Ой, а я на любой стороне не пропаду.

– Адасцы не связываются с иноземками. Или по крайней мере не относятся к ним серьезно… Хочешь объясню, что он с тобой сделает? – Моя рука с кинжалом скользит по ее талии.

– Прямо здесь? – Тэта игриво улыбается.

– Чем это тут вы занимаетесь…

Мы оборачиваемся на голос госпожи. Я убираю оружие и делаю шаг в сторону. Ларрэт подходит к ней.

– Убирайся, – говорит она. – Чтобы ноги твоей здесь не было.

– Ну, ладно, как скажете. – Тэта уходит, даже не пытаясь оправдаться.

Ларрэт возвращается в комнату, не взглянув на меня. Мне остается только пойти следом на правую половину и лечь на свою кровать.

Я закрываю глаза, пытаюсь вздремнуть, как вдруг слышу мелодию флейты – тихую, ненавязчивую и печальную. Песня кажется знакомой, и мне не приходится долго вспоминать, где я ее слышал.

Это случилось шесть лет назад.

Я должен был предстать перед королем Эдрианом, чтобы тот одобрил мою службу в замке. Дэмьен перед тем, как отправить меня к своему отцу, предупредил, что он меня не помнит и не узнает во мне того самого прислужника.

Я шел к трону, обуреваемый сильным чувством ненависти. Я стоял перед королем, стиснув зубы и сжав кулаки. Я старался подолгу не поднимать головы, чтобы не выдать себя.

Эдриан допрашивал меня весьма равнодушно и сильно переменился в лице, когда к нему подбежала маленькая девочка, его дочь. Она держала в руках флейту и, не заметив меня, попросила у отца разрешения сыграть ему новую мелодию.

Мне казалось, король вот-вот разозлится и скажет, что занят, но этого не произошло. Он улыбнулся ей, и музыка наполнила тронный зал. Они, отец и дочь, смотрели друг на друга не отрываясь. Я помню эту песню и помню свое смятение. На моих глазах бездушный король стал любящим отцом, и я не мог понять, как это возможно. Я был в том возрасте, когда легко проводишь грань между добром и злом.

Когда мелодия закончилась, Ларрэт взглянула на меня. Ее лицо было таким невинным, оно тронуло меня до глубины души… В конце отец спросил ее, что она думает обо мне, и послушал ее, взяв меня в замок.

В тот день я впервые услышал голос совести и задумался: могу ли я отнять у Ларрэт то счастье, которого мне не удалось испытать? Потом я оправдывал себя, что Дэмьен и без моей помощи осуществил бы задуманное. Какая доля ответственности лежит на мне – на человеке, который всего лишь знал о его планах и молчал?