Ее воспитание очень сильно мешало ей жить и дышать полной грудью. Сейчас в свои шестнадцать, это ощущалось как нельзя сильнее. Ей вспомнились мамины нравоучения и чрезмерная строгость в воспитании дочери. Наверное, из-за этого в этот момент, когда Офелия стояла в дерзком платье, в ней вдруг проснулся дух бунтарства и оно придавало ей адреналина. Сейчас ей захотелось наконец-то пойти против всех глупых правил, которые сделали из неё жутко закомплексованного человека.

Именно с этими мыслями она вышла к подругам. При виде нее они восхищённо ахнули. Конечно, ничего в ней особенного не изменилось, но подруги настаивали, что в ней все-таки определенно что-то поменялось. Она не понимала, как и почему они отметили именно это, но не согласиться было невозможно.

– Что будем делать с волосами? – в предвкушении следующих изменений, спросила у Насти Катя. Сощурив глаза и вглядываясь в ее образ в целом, девушка пыталась придумать то, что гармонично впишется в их новое творение. Надо отметить, что над ее макияжем они уже успели поработать, но запрещали смотреться в зеркало пока не будет все закончено.

– Думаю, нужно сделать пробор на бок, а волосы завить в «голливудскую волну», – подруги вопросительно посмотрели на неё, а она в свою очередь тем же взглядом глянула на них. – Ну, это аккуратно завитые локоны движения, которые не должны отличаться, – уточнила Настя. После Настя, у которой, как Офелия поняла, были просто золотые руки, принялась колдовать над ней дальше. Это заняло чуть больше времени, чем макияж.

Спустя вечность, как показалось Офелии, наконец она была готова. Девушка чувствовала себя как в шоу преображения, до и после. Даже реакция на своё отражение была не менее шокирующей, чем у героинь подобных передач. Её и без того большие и выразительные восточные глаза, стали ещё больше. Чёрный цвет теней плавно переходил в матово-коричневый оттенок, в тандеме они создавали дымчатый эффект глаз, как объяснила Настя. На губах был еле заметный цвет бежевого карандаша. Губам не нужно было добавлять цвета, чтобы не перезагрузить и без того яркий макияж.

– Я боюсь даже выходить на улицу в таком виде, – сказала она, смотря на игриво улыбающуюся девушку в зеркале.

– Не бойся! Мы поедем на такси! – заверила Катя.

***

– Мам, я с подругами еду на праздник, – нервно переминаясь с ноги на ногу в дверном проеме, произнесла Офелия. Глаза мамы округлились от удивления, а может это и был шок. Видеть свою дочь, которая ежедневно ходит в максимально прикрытых вещах, в таком виде для неё могло оказаться чем-то вроде шоковой терапии.

– Дочь, ты так собралась идти? – еле проговорила мама, после того, как громко сглотнула ком в горле.

– Да, мама! – стараясь придать своему голосу естественности, делая вид, что ничего особенного не происходит, произнесла она. – Не волнуйся, мы поедем на такси.

– Офелия, это платье не допустимо для тебя! – мама обрела дар речи и даже вернула свой обычный тон, для общения с очень быстро подрастающей дочерью. – Сходи и переоденься, а после иди куда хочешь! Девушка заволновалась, испугавшись, что ее не пустят, ведь мама могла пойти на что угодно, лишь бы приструнить дочь.

– Почему, мам? Я ведь и так дома постоянно сижу, многого у вас не требую, – в отчаянии взмолилась она.

– Офелия! – снова холодный и непреклонный голос матери.

– Что? – девушка совсем расстроилась и была перевозбуждена от испытанных чувств за один день. В ней словно проснулся огонь, который рос вместе с ней, с ее душевным состоянием. – Я когда-нибудь перечила тебе, мама? Или жаловалась на недостаток внимания и отсутствие больших карманных денег? Я никогда не просила у вас лишних шмоток, учусь почти на одни пятерки! – она сделала паузу, чтобы отдышаться. Слезы обиды поступили к горлу. Повисла недолгая пауза.