Она просит еще историю, такую, чтобы помогла скоротать время и забыть о голоде.

Я ищу правду, вспоминаю приметы мира, которого уже давным-давно нет – я уже не уверена, был ли он когда-то.

Когда-то очень-очень давно

За сотни лет до того, как по земле бродили чудища и демоны,

Во времена, когда дети свободно бегали по лугам,

А на ветвях деревьев висели тяжелые спелые фрукты,

Были города, большие и прекрасные, со сверкающими башнями, что касались небес.

Из чего они были созданы, может, из волшебства?

Я сама была тогда почти ребенком. И верила, что они сумеют удержать целый мир. Мне казалось, что они сделаны из…

Да, из волшебства и света, и из мечтаний богов.

А принцесса там была?

Я улыбаюсь.

Да, дитя мое, чудесная принцесса, точь-в-точь такая, как ты. А у принцессы был сад с деревьями, на которых зрели плоды величиной с мужской кулак.

Девочка глядит на меня с недоверием.

Она никогда не видела яблока, зато повидала достаточно мужских кулаков.

Такие сады правда есть, Ама?

Больше уже нет.

Да, дитя мое, они растут где-то далеко. И когда-нибудь ты их отыщешь.

Я проснулась, как от толчка, и стала осматриваться, хватая воздух ртом. Каменные стены, деревянный пол, тяжелое шерстяное одеяло, покрывающее меня, и просторная мужская рубаха, заменившая мне ночную сорочку. Это не сон. Я действительно здесь. Я взглянула на шкуру на полу – никого. Одеяла аккуратно сложены и лежат там, откуда были взяты вчера.

Каден ушел.

Прошлой ночью бушевала буря. Ветры – таких мне не доводилось слышать за всю жизнь – носились по городу и колотились о стены домов. Я думала, что не смогу уснуть, но все же меня сморил тяжелый сон, в котором я ехала по бесконечной саванне в высоких травах, укрывавших меня с головой, и натыкалась на Паулину, которая молилась обо мне на коленях. Потом я оказалась в Терравине. Берди поила меня теплым бульоном из чашки, трогала мне лоб и шептала: Видишь, что ты натворила. Внезапно Берди превратилась в маму, придвинулась вплотную, ее дыхание обжигало мне щеку: Теперь ты солдат, Лия, солдат в армии твоего отца. Я села, думая, что проснулась, но тут ко мне подошла чудесная, нежная Грета с золотыми косами, короной уложенными вокруг головы. Ее слепые глаза невидяще смотрели в пустоту, а с носа капала кровь. Она пыталась выговорить Вальтер, но не могла, потому что ее горло было пронзено стрелой.

Но окончательно меня разбудило последнее сновидение. Это был даже не совсем сон, просто вспышка цвета, намек на движение, какое-то неуловимое ощущение. Было там холодное, широкое небо, конь и Рейф. Мне было видно его лицо сбоку, очертания скулы, развевающиеся на ветру волосы, и я знала, что он покидает меня. Рейф ехал домой. Мне бы радоваться, а я вместо этого чувствовала страшную боль утраты. Я оставалась. Он уезжал без меня. Я лежала, задыхаясь, и уговаривала себя, что на меня так подействовали слова Комизара. У эмиссара и то больше шансов дожить до конца месяца, чем у тебя.

Сбросив одеяло, я вскочила с койки и вдохнула полной грудью, пытаясь сбросить тяжесть, сдавившую мне грудь. Потом стала осматриваться в комнате. Я не слышала, как ушел Каден, но ведь я не слышала его и в ту ночь в Терравине, когда я спала, а он пришел меня убить. Да, он умел двигаться бесшумно, в этом его сила – и моя слабость. Подойдя к двери, я подергала, но она была заперта. Я подбежала к окну и распахнула ставни. Порыв прохладного ветра ударил в лицо, руки мгновенно покрылись гусиной кожей. Город лежал передо мной сверкающий и мокрый от дождя, дымчато-розоватый в неярком предутреннем свете.