Хотя, возможно, это просто плод моих болезненных детских фантазий, и я вижу лишь то, что хочу видеть.

— Я больше не хочу видеть тебя в моей постели. Для разговоров в твоем распоряжении весь дом.

Она явно думает, что у нее случился острый приступ звуковых галлюцинаций, потому что сначала мотает головой, а потом морщится и смотрит на меня с немым вопросом. И мы оба осознаем то, как намеренно болезненно я прошелся по ее самолюбию. Вряд ли в ее жизни были мужчины, которые брезговали ее телом в своей койке.

— У нас разные спальни, Полина. Пожалуйста, не забывай об этом.

На улице собачий холод, но я все равно не отказываю себе в выработанной годами привычке. Пробежка заряжает тело тонусом и проветривает башку.

Только в этот раз я едва «делаю» половину дистанции. Приступ острой боли застает внезапно, словно убийца из подворотни. Останавливаюсь, хватаю руками колени и трясу головой, как будто моя боль материальна и, если постараться, ее можно выдавить, как занозу. Ни черта не помогает: к боли добавляется вяжущий вкус во рту, как будто меня накормили могильной землей. И мир растекается из трехмерных форм, превращаясь в маслянистое пятно, тонким слоем размазанное по моей сетчатке.

Я иду домой почти наощупь, полагаясь только на память тела.

Первым делом – в душ, сунуть голову под теплую воду, попытаться расслабиться и вообще ни о чем не думать. Потом выпиваю две таблетки – мой «десерт» наоборот, потому что принимаю его перед основным блюдом.

И боль потихоньку гаснет, словно огонь на фитиле в луже расплавленного воска.

Через пятнадцать минут я собран и спускаюсь к завтраку, на ходу перечитывая сообщения. От Ирины – целая цепочка, штук десять точно, но я не хочу их читать. Может, позже у меня появится к ним хотя бы формальный интерес.

Когда вижу сидящую за столом Полину, мне хочется выйти и попробовать войти в столовую снова, потому что меня определенно вышвырнуло в какую-то альтернативную реальность. В моей Полина ни разу за все семь месяцев нашего брака не завтракала со мной. А еще не обедала и точно не ужинала.

Похоже, моя жена всерьез вознамерилась поиметь мне мозг.

С тех пор, как у Полины округлился и начал расти живот, она перестала носить свои сумасшедше обтягивающие платья и короткие юбки и перешла на более уютные вещи. Не то, чтобы мне не нравилось, как она выглядит – мне в принципе было все равно, главное, чтобы ее внешний вид не выходил за рамки приличия. Но сейчас я беру паузу, чтобы осмотреть ее с ног до головы. Она в каком-то светло-розовом свитере и джинсовом комбинезоне, который обтягивает ее живот. Два больших кармана «приклеены» по обе стороны «шарика».

Если бы мы были нормальной семьей, я бы мог подойти к ней, погладит живот, возможно, почувствовать, как в нем толкается мой сын. Сказать что-то ободряющее, чтобы она не чувствовала себя некрасивой из-за отекших ног и пары лишних килограмм, которых все равно не видно. Если бы мы были…

Но у нас деловые отношения, в которых нет места сантиментам, поэтому я просто сажусь за стол и спрашиваю:

— Ты сегодня решила побить рекорд и сделать множество вещей, которые раньше не делала?

— Я сказала, что нам нужно поговорить, и мы поговорим.

Вот так запросто она берет меня за руку и выталкивает в прошлое, на семь месяцев назад, когда перелетела океан, чтобы заявить о своих намерениях: открыто и предельно честно. Похоже, это ее стиль поведения: брать свое любой ценой.

У меня до сих пор немного побаливает голова, и я с трудом улавливаю вкус бекона на языке, поэтому предпочел бы завтракать в тишине, но понятия не имею, как избавиться от Полины, когда она прет, как танк.