– Ты ведь спас меня… – я понимала, что мои слова не изменят его решения, но должна была хотя бы попытаться. А ещё я прекрасно осознавала, что я для него обуза. Кто знает, какая у него жизнь, что ему приходится делать, чем зарабатывать. Возможно, он какой-то наемник. И ребенку подле него точно делать нечего. Он ведь и так столько для меня сделал. Справедливо ли давить на жалость, чувство вины только из-за моего желания, не принимая во внимания его? Нет.

– Я… буду очень скучать, – прошептала, уткнувшись носом в его плечо и обняв крепко за шею.

Кайл’Рин промолчал. Лишь, когда мы стояли возле калитки, произнес:

– Я… тоже, – и, будто сам удивившись сказанному, задумчиво нахмурился и только после этого толкнул криво-сколоченную дверь.

Все дети давно за нами с интересом наблюдали. Мне же было не до них. Однако, когда я заметила у некоторых из них забавные пушистые ушки, торчащие из волос, рот от удивления сам приоткрылся:

– Ушки! – воскликнула на ухо Рину, отчего он вздрогнул.

– Ушки, – констатировал спокойно.

– А они… оборотни, да?

– И да, и нет, – проходя мимо детей, мужчина всё сильнее темнел лицом, отчего-то злясь.

– Это как?

Открыв дверь, ведущую в дом, Кайл’Рин плотно её прикрыл, огляделся по сторонам и только после этого ответил:

– Они полукровки.

Это всё, что он тогда сказал о этих детях. Лишь потом я узнала, что эти дети плод любви оборотня, мужчины или женщины, и представителя другой расы.

Поднявшись на второй этаж, мужчина нашел пожилую, абсолютно седую женщину тоже с ушками, которую он назвал матерью-настоятельницей. Оставив меня одну в коридоре на стульчике, он зашел к ней в кабинет. О чем они говорили – не знаю. Сколько бы не подслушивала, смогла разобрать лишь несколько обрывистых фраз: «Я обещаю вам…», «Ты догадалась, кто я?», «Будь я не столь стара и мудра, может, и не догадалась…», «Я позабочусь о ней». Вот и всё, что я услышала. И эти фразы, скорее, запутали меня, чем что-то прояснили. О чем догадалась мать-настоятельница, и что пытался скрыть мужчина?

Закончив разговор, женщина пригласила меня в кабинет, где объяснила, что теперь я буду жить здесь, среди других детей. Это место – монастырь для детей, которые остались без родителей по разным причинам. Я молча слушала её и кивала, глядя на Рина, что смотрел в окно, на шкаф, на оборотницу, на что угодно, но не на меня…

Только когда пришло время прощаться, он опустился передо мной на колено и, глядя в мои глаза с застывшими в них слезами, тихо произнес:

– Я буду навещать тебя, Эйриса. Раз в месяц. В один и тот же день…

– М-меня…– я уже глотала слёзы, мои губы дрожали, однако из глаз не пролилось ни единой слезинки. – Ла-ариса зову-ут.

– Не знаю, что означает твоё имя, но Эйриса тебе больше подходит. Эйриса – цветущая сафилия, тебе под стать. Твои глаза, как цветы сафилии, такого же яркого цвета.

Аккуратно и нежно обняв меня, Кайл’Рин погладил меня по голове.

– Эйриса… мне… мне нравится…

– Расставание – это лишь повод увидеться вновь, Эйриса. Мы скоро увидимся… Я обещаю.

Сказал он на прощание и ушёл, не оборачиваясь, а я, смотря в окно в коридоре на втором этаже, наконец-то больше не сдерживала рыдания, не понимая, не желая принять те последние слова. Я боялась, что не увижу его. Не потому, что он не сдержит обещание, забудет про него, а что с Рином что-то случится…

Так и началась моя новая жизнь в приюте для оборотней-полукровок. Не скажу, что было просто, детский дом не место для детей, даже если в нём прекрасно относятся к детям. А относились тут все просто замечательно! Не кричали, наказывали только за сильные проступки, и то щадяще: просто запрещали гулять несколько дней. Однако никто не мог подарить столько любви, сколько нам, детям, требовалось. И то была не родительская любовь, а… другая. А нам всем хотелось обрести своих родителей. Вот только… у всех у нас была тяжелая судьба. Да, я была не одна перенесшая много испытаний. Многие, кто попал сюда, веселился днем и рыдал по ночам. А скольких мне пришлось утешать, подбадривать! В итоге я, несмотря на юный возраст, взяла на себя заботу и о более взрослых ребятах.