Отец бродил недалеко от землянки. Эйнара передергивало от того, что он собирается сделать. Всплыли в памяти сцены из жизни, которая, казалось, была сотни лет назад.

Отец рассказывает про Оре. Мириам совсем маленькая сидит у него на коленях и внимательно слушает, посасывая пальцы.

Отец учит Эйнара отличать след оленя от следа лося. Отсвет от языков пламени ярко оранжевым неровным пятном падает им на лица.

А сейчас нужно связать родного отца, будто преступника. Мысленно попросив у него прощения, Эйнар пробормотал под нос: "Так надо. Тебе же потом будет лучше".

Мёрзлый внутри отца пытался сопротивляться. Щёлкал зубами. Пытался броситься. Эйнар ловко стягивал его руки, ноги и туловище.

Отец потянулся к нему. Упал. Он напоминал гигантского червя. Жгучий стыд залил щеки Эйнара. Как же он поступает с родным отцом?

"Только это мёрзлый, – напомнил внутренний голос. – Пока что".

"Потерпите, родной. Скоро всё будет хорошо, – приговаривал Эйнар, привязывая отца к дереву. – Я освобожу вас от проклятия. Вы снова станете человеком".

В землянке Эйнар положил в кострище несколько поленьев, засунул под них сухих еловых лапок, мох, и взялся за кремень. Ударил. Раз. Другой. Руки дрожали от волнения.

Мыслями же Эйнар был там, на улице. Рядом с  отцом. Как он там, отец? Вдруг его кто-нибудь сейчас найдет? Спина покрылась липким потом. Эйнар выбежал из землянки. Осмотрелся. Никого. Слава богам.

Вернулся и снова взял кремень. Наконец-то искра зацепилась за сухой мох. Эйнар подул на огонёк, прикрывая его руками. Когда он окреп и, радостно треща, взялся за полено, Эйнар вернулся за отцом. Отвязал от дерева и, подталкивая в спину, завёл в землянку.

Мёрзлый втянул воздух и уставился на костер.

– Не бойтесь, отец, – ласково проговорил Эйнар. – Это всего лишь огонь. Я сейчас посажу Вас рядом отогреваться".

Он надеялся, что огонь костра насытит мерзлого теплом и растопит проклятие. В это отчаянно хотелось верить.

Целый день Эйнар просидел рядом с отцом.

Интересно, а как понять, что проклятие спало? Пропадёт голод в глазах? Отец начнет удивлённо озираться? Заговорит? Узнает ли он сына?

Но надеждам не суждено было сбыться. Отец оставался мёрзлым. Отчаяние, будто болотная жижа, засасывало Эйнара.

"Может, за несколько часов проклятие не снимается? – мысленно оправдывался он. – Скорее всего, нужно время. Может, даже ни один день"

От этих мыслей стало повеселее, и душа снова наполнилась надеждой.

На ночь Эйнар вернулся домой. Он ничего не сказал родным. Не нужно им сейчас волноваться. Пускай лучше это будет для них сюрпризом.

На следующее утро, сразу после завтрака, Эйнар убежал в землянку. Он снова развёл костер. Усадил рядом отца. Завязал ему рот детским платком сестры, который утащил из сарая. Мёрзлый не хотел сидеть, шевелился и постоянно падал. Эйнар всякий раз усаживал его обратно, сюсюкаясь, словно с ребёнком.

– Ну что же Вы так? Не нужно падать. Успокойтесь. Грейтесь.

Ночью Эйнар не позволял себе спать. Следил за отцом. Подкидывал в костер поленья.

Прошло несколько дней, но отец не оживал, не превращался обратно в человека. Бессмысленность комкала Эйнара, как бумагу, превращая его в маленького и слабого.

Как же хотелось верить, что в этой почти мёртвой оболочке заточен живой дух, только ему нужно помочь освободиться. Но как? Может, если оживить его память, напомнить про важное, то отец найдет силы победить проклятие?

Сутки напролет Эйнар рассказывал отцу про себя, про сестру, про маму, про их жизнь, но всё было тщетно… Тот оставался монстром и слабел с каждым днём: уже не извивался, пытаясь освободиться, лишь иногда дёргался, когда Эйнар подходил, чтобы подбросить дрова. В остальное время мёрзлый бессмысленно глядел в одну точку, иногда поворачивал голову или скрёб пальцами по ткани штанов.