Асмер кивнул.

Оранжевый диск солнца за окном медленно приближался к горизонту. Деревья, весь день страдающие от дуновений ветра, наконец, могли отдохнуть, спокойно раскинув начинающие желтеть листья. Совсем скоро они оденутся в искрящиеся красным золотом платья и Атифис преобразиться.

Где-то вдалеке сверкала водяной синевой река, расширяющаяся к горизонту, пока ее границы, слившиеся с морем, не размывались, становясь почти незаметными.

Однако, Асмер всего этого не видел. Он смотрел в окно, и со стороны могло показаться, что старший детектив полиции Атифиса любуется видами вечернего города, но, на самом деле, мысли его были далеко. Они перенеслись на семь десятков лет назад, на залитые кровью и заваленные труппами улицы.

– Антицерковники, – в который раз сам себе сказал Асмер. – Неужели это вы?

Было неудивительно, что Церкви так вцепились в дело Арне Кристенсена, видимо, их шрамы точно так же, как шрамы Асмера, до конца не перестали зудеть. Они все еще помнили, на что способны люди, воспылавшие ненавистью.

Антицерковники объясняли свои убийства благой целью – избавить Атифис от тирании великих Церквей, но в таком случае лучше они или хуже своих врагов, из-за которых разверзлась война, унесшая миллионы жизней.

– Нет, – помотал головй Асмер. – Они преступники, жестокие убийцы, верящие, что творят добро, совершая зло.

Он давно понял для себя – мир не делится на хороших и плохих людей.

Все люди хорошие лишь до определенного момента, и разница лишь в том, когда граница между добром и злом для конкретного человека становится неразличимой. Все зависит лишь от восприятия себя самим человеком.

По-настоящему плохие люди те – кто до конца не может принять зло внутри себя, до конца пытается найти оправдание своим поступкам, объясняя их призрачной благой целью. Границы для них не существует – ведь они до конца уверены, что правда на их стороне. Поэтому они заходят все дальше и дальше, давно уже переступив черту, в поисках того самого оправдания, чтобы в своих собственных глазах выглядеть нормальным, а затем спокойно смотреть в зеркало и спать по ночам.

Так что Антицерковники ничем не отличались от Церквей. И те, и другие – всего лишь стороны одной монеты, пытающейся встать на ребро, скомпенсировать зло одних, злом вторых

– В любом случае, – подумал Асмер. – Если это опять они, то следующее убийство не заставит себя ждать. Так что делать выводы пока что рановато.

Одиночество, с которым Асмер с самого рождения шел бок о бок, стало с ним одним целым, сроднилось, настолько крепко срослось с его естеством, что, даже окруженный друзьями или женщинами, он чувствовал себя единственным человеком в целом мире. Это давало ему преимущество над другими. Когда люди привязывались друг к другу, а затем, разрывая узы, теряли часть себя вместе с исчезнувшими узлами, Асмер нуждался только в одном человеке.

В самом себе.

Поэтому квартира встретила его лишь приветливой тишиной, и только окна, казалось, чуть звякнули, приветствуя хозяина.

Не раздеваясь, Асмер прошел в гостиную и сел в мягкое кресло. Комната была наполнена закатным светом, мягко обволакивающим стены и мебель. Он поднялся из кресла и подошел к окну, отдернув штору.

Вдалеке, за высокими каменными стенами, сливающимися с небосводом, было видно, как последние кроваво красные лучи солнца постепенно тускнеют, растворяясь во тьме, а огромные, высотой до неба шпили соборов трех великих церквей горят золотом, серебром и красным железом, словно изнутри их льется яркий свет.

Улица снаружи была переполнена звуками. Все они создавали ощущение того, что город Атифис живет, что где-то там, за мутным стеклом, бурлит и плещется жизнь.