Едва ли я все еще дева. Технически говоря, девственности я не теряла, но мы уже делали такие вещи, что, думается, я вполне могу сорвать с себя этот ярлык. И все же лицо заливает румянец. Я раньше никогда не видела обнаженного мужчину. Выглядит очень странно. А еще он очень красив.

– Я… Я думаю, будет проще, если ты ляжешь, – говорю я.

Он вновь улыбается, его забавляет моя застенчивость.

– Как пожелаешь, любовь моя. – Он растягивается на меховом коврике рядом со мной, прижимая меня к своему крупному телу. Несколько мгновений я так и лежу, водя пальцами по линиям его торса и пресса, исследуя выступающие мышцы и многочисленные шрамы. После долгого задумчивого молчания он перекатывается на бок и снова целует меня, отстраняясь лишь затем, чтобы пробормотать: – Тебе не нужно делать ничего такого, чего не хочется, Фэрейн. Мне достаточно просто быть здесь, с тобой.

– Я знаю, – приподнявшись, я сажусь и смотрю на него, поглаживая его сильное, точеное лицо. – Но мне как раз этого и хочется.

И с этими словами я начинаю целовать его. Сперва смущенно, понемногу исследуя его губами, языком, зубами. Мне хочется повторить то, что он сделал для меня, я чутко слежу за всеми его реакциями. Когда я касаюсь его в определенных местах, он ахает, его тело и душа поют в ответ. Я не спеша упиваюсь каждым мгновением с ним, этим нашим миром для двоих. Этим местом, где мы поочередно разбираем и собираем друг друга заново.

– Ох, Фэрейн! – наконец выдыхает он, когда мои поцелуи опускаются все ниже. – Ты меня с ума сведешь!

Я улыбаюсь.

А затем беру его в рот.

Сперва это странно. Как и все, что было до этого. Мгновение я сомневаюсь в себе. Он такой большой, и, несмотря на детальные инструкции, которые я получила еще до брачной ночи, не уверена, что смогу дать то, что ему нужно. Но его стоны удовольствия и чувства, вибрацией идущие от его души, не лгут. Я набираюсь смелости, тяну и дразню, позволяю кончику моего языка лизать и играть. Это даже приятно – распоряжаться им вот так. Чувствовать каждый его отклик на мои прикосновения, ощущать эту мою новую силу, дарующую ему подобное удовольствие. Физическое удовольствие, да. Но ведь это далеко не все. Он мог бы найти способ утолить свои потребности где угодно. Но то, что даю ему я – мое присутствие, мою любовь, мои восторг и обожание, – это лишь только для нас двоих. Никто другой не сможет дать ему этого, никто во всех мирах.

Много времени не требуется. Он вскрикивает, когда приходит разрядка, и в тот же миг интенсивность его чувств пронзает меня насквозь, заставляя ахнуть. Мое тело загорается, словно его удовольствие было моим, а кристаллы в стенах вокруг нас взрываются красочной симфонией, заполняя мою голову пляшущими огоньками и чудесной, многоголосой гармонией песни.

Когда она в моих объятиях, кажется, что с миром снова все в порядке.

Помню, как я боялся, что человеческая невеста будет попросту слишком… маленькой. Что мне придется постоянно переживать, как бы не раздавить ее своим большим, неуклюжим трольдским телом. Но Фэрейн, какой бы изящной и хрупкой она ни выглядела, подходит мне так, словно ее создали для меня. Она тесно прижимается ко мне и чертит рукой мелкие узоры на моей груди, проводя линии между созвездиями шрамов.

Я опускаю голову и ловлю ее двухцветный взгляд. Она улыбается, и мое сердце вздрагивает, готовое остановиться от чистой радости. Ее улыбка так прелестна – еще более прелестной ее делает то, как редко она появляется на столь серьезном лице. Можно жить и умереть в свете одной этой улыбки – и никогда не возжелать иной.