– Прямо-таки чемпион? – добродушно спросил он, разглядывая Лиса. – Вы какие предпочитаете – короткие или длинные?

– Мне всё равно, – ответил Лис. – Как вам удобней.

– Ну и отлично! – засмеялся Макс. – Пошли, пошли играть!

В дальнем конце комнаты стояли четыре ломберных стола, над каждым висел неяркий плафон. Свет падал на игровые доски, на одном столе были шахматы, на остальных нарды. Большие доски каких-то ценных пород дерева, инкрустированные перламутром. Лис сухо сглотнул, страшно хотелось пить. Макс жестом предложил выбрать стол, Лис развёл руками.

Сели, расставили камни.

– Давайте сыграем серию из трёх, по триста долларов за очко, – ласково предложил Макс.

Лис поперхнулся, он открыл рот, не зная, что сказать – в Вашингтон-сквер самая крупная ставка была доллар за очко, да и случалось такое крайне редко. Но главное – Лис рассчитывал на марафон, на дюжину-другую партий. Рассчитывал свести к минимуму элемент случайности. Он растерянно посмотрел на Джеймса, коротышка часто моргал, на верхней губе появились капельки пота.

– Максик, – проблеял он. – Давай уж хотя бы десять партий, блиц. Ну хоть шесть, а?

– Не могу, Джимми, – он взглянул на часы. – Не могу, дорогой, в другой раз. Не сердись. Начнём?

Лис играл, как в бреду, как во сне. Бросал зары, двигал камни, ему вдруг стало холодно, его начало знобить. Первую партию он проиграл. Минус двадцать одна сотня – щёлкнуло в мозгу. Вторую удалось выиграть, отыграл три очка. Девятьсот. Минус двенадцать сотен.

В третьей партии случилось то, чего Лис опасался больше всего – дьявольские зары словно начали издеваться над ним. Каждый бросок Макса ложился как под заказ. Разгром был полным, Лису не удалось вырваться из «марса». Общий счёт – минус семь тысяч двести долларов.

Лис онемевшей рукой достал деньги, положил на доску.

– Тут пять…

– Напишите чек, – Макс быстро пересчитал купюры, сунул в большой бумажник с тиснёной монограммой. – Какая там разница? Двадцать две сотни – да? На имя Макса Локхарда.

Лис рассеянно огляделся, ему теперь мерещилось, что он горит, что у него жар, мимо торопливо прошмыгнуло жирное лицо Джеймса, проплыли тусклые оранжевые лампы. Откуда-то сверху голос Макса диктовал по буквам, как правильно писать его фамилию: «Эл-о-си-кей-эйч»… Диктовал ему, человеку, который полгода спал на парковой скамейке, человеку, у которого отродясь не было чековой книжки. Лису почудилось, что над ним толща реки, тёмно-янтарная вода, тягучая как мёд сонно тянула его неведомо куда. Сопротивляться не было сил, да и не хотелось сопротивляться. «Ты ведь Моцарт!» – долетел до Лиса тихий голос. Лис повторил: – «Моцарт, Моцарт. Какой я Моцарт?»

– Макс… – с трудом проговорил Лис. – Я прошу вас… Дайте мне отыграться. Пожалуйста.

– В другой раз, мой друг! – весело сказал Макс. – В другой раз.

– Вы в шахматы играете? – спросил Лис.

– Да. Вполне прилично. Тут, впрочем, толком никто не умеет…

– Одну партию? На эти двадцать две сотни?

Макс посмотрел на часы.

– Хорошо. Одну партию. Но тогда уж давайте тысяч на пять, – он подмигнул Лису. – Округлим?

Быстро расставили фигуры. Лису выпали чёрные. С первым же ходом всё вдруг встало на свои места, словно кто-то наконец поправил сбитый фокус. Макс оказался действительно приличным игроком, напористым и с фантазией, но на двадцать третьем ходу он зевнул ферзя. На двадцать девятом Лис поставил ему мат.

– Как же я этого ферзя… – Макс тёр подбородок, морщил красивое лицо. – Вот дьявол, как же… Давайте ещё одну? По-быстрому, а?

– Десять тысяч, – произнёс Лис, не совсем понимая что говорит.

– Идёт! – легко согласился Макс.