Общественность города была возмущена отказом хирурга оперировать, посчитав причину неуважительной, и вскоре ему пришлось подать заявление об уходе.

Я жалел тогда, что потерял толкового помощника, и думаю, что случившееся оставило у него незабываемый след… И в этом факте, разумеется, ярко проявилось отношение к врачу, в частности к хирургу… Но, предъявляя к нему самые высокие требования, общественность, по-моему, должна проявлять и большую заботу о нем, отвечающем за жизнь людей чуть ли не на каждом шагу. Здесь и материальные условия для хирурга, которые бы облегчили его бытовые нужды, дали ему возможность основное время отдавать своей сложной профессии, совершенствоваться в ней. Здесь и забота о его моральном состоянии, чтобы не тратил он нервы, как это бывает, на борьбу с чьей-то клеветой, придирками, даже травлей, чему нередко подвергаются способные хирурги. А ведь так, к сожалению, и бывает: чем талантливее хирург, чем смелее он в поисках и упорнее в своем желании облегчить человеческие страдания, тем больше всяких напраслин возводится на него. Тут и зависть бездарных, и желание иметь славу, ничем не заслужив ее. Да и просто чья-то враждебность, направленная на то, чтобы отнять у народа способного и полезного ему сына… Примеров всему этому бывало немало! Так или иначе, но мы действительно часто наблюдаем, как хирург, разрабатывающий какую-нибудь новую трудную проблему, порой бывает больше занят тем, что отбивается от всевозможных нападок, от злобных наветов, которые возводятся на него и которые – увы! – далеко не всегда получают быстрый отпор со стороны общественных организаций. А ведь в итоге вся эта нервотрепка сказывается на больных: у взвинченного человека нет твердости в руках, а скальпель любит только твердые, спокойные руки. Еще гениальный Н.И. Пирогов предупреждал: «…если хирург взволнован чем-то, что не имеет отношения к операции, он должен ее отложить. Это будет лучше для больного, так как хирург своим мастерством намного владеть перестает…» Выходит, бережное отношение к хирургу – это забота не столько о нем, сколько о больных людях!

Бесспорно, ведя речь о врачебном долге, мы отдаем себе отчет в том, что при необходимости чуть ли не каждый человек, особенно воспитанный в духе нашей советской морали, не посчитается ни с чем, чтобы оказать помощь другому. Но ведь такая необходимость бывает не ежедневно, она как случай, в то время как настоящий врач сам по себе всегда «скорая помощь». Его из постели поднимают, и он бежит к больному, и неизвестно, когда теперь сам заснет… Правильно говорил В. В. Вересаев: «…Для обычного среднего человека доброе дело есть нечто экстраординарное и очень редкое; для среднего врача оно совершенно обычно».

Особенно тяжел труд хирурга на периферии, где он – единственный специалист на целый населенный район, иногда слишком большой, по территории не уступающий какому-либо маленькому государству. Так в Киренске приходилось быть круглосуточным дежурным, даже круглогодовым! К нам редко обращались с незначительными травмами: если уж доставили, значит, серьезная опасность для жизни человека, нужно без промедления вступать в бой за него.

Вспоминаю Анкундинова Прохора, в те годы лучшего охотника-медвежатника в наших краях. Когда он из деревни приезжал в Киренск, шел улицами, громадный, сам как медведь, с лицом, обросшим густыми рыжими волосами, с рогатиной и ружьем за спиной да большим ножом на поясе, чуть ли не все выходили из домов смотреть на него, и лестно было тем, с кем он здоровался. Каждый – и стар, и млад – знал, что в свои сорок лет взял он в схватках тридцать девять медведей и искал встречи с сороковым. «Для ровного счету», – коротко пояснял Прохор.