Эскаэль тяжело моргнула – еще немного, и в ней уже не останется сил, чтобы в следующий раз разомкнуть веки.

– Хватит! – довольно бросила Атрей и неожиданно отпустила все нити своей сковывающей воли.

Эскаэль покачнулась. Викар поймал ее за плечи и спешно зажал рану на запястье темно-синей салфеткой.

Атрей больше не замечала близнецов. Она прислонила чашку к кукольным губам и с веселым блеском в глазах наблюдала, как кровь сестры стекает по фарфоровому личику, пятнает алым неестественно румяные щечки и кружевной воротничок. Эскаэль стиснула зубы, сдерживая злость.

Викар крепко сжимал ее запястье, но кровь сочилась сквозь его дрожащие пальцы, пропитывая салфетку. Девочку снова качнуло: глаза стремительно заволакивала тьма, и весь мир сузился до алого пятна на стеклянной столешнице. К горлу подступил ком. Эскаэль резко вырвала руку из ладоней брата, схватила чайничек и, бросив на пол крышку, прильнула к нему губами. Кровь наполнила ее рот, потекла по губам и шее.

– Нельзя! – взвизгнула Атрей, вскочив на ноги.

Она что есть силы ударила по рукам сестры, – чайник выпал, ударился о стол. Носик откололся и остался лежать на зеленом стекле, истекая остатками крови. Второй удар пришелся Эскаэль по щеке, и девочка повалилась на подушки рядом с братом.

Со стороны двери послышался злорадный смех слуг.

Эскаэль до крови прикусила щеку, сдерживая улыбку: кожу на руке приятно покалывало – рана стремительно затягивалась.

– Не смей реветь, – предупредила Атрей, неверно истолковав взгляд сестры. В ее голосе звенела сталь. – У нас сегодня праздник, и я не позволю запятнать его слезами!

Девочка вскочила на ноги – белоснежные волосы рассыпались по спине – и, весело подпрыгивая, добежала до огромного ящика у дальней стены, накрытого алой скатертью.

– Сегодня мы празднуем день, когда вы допили свою мать! – ликующе провозгласила Атрей и потянула за ткань.

Шелестя, шелк соскользнул на каменный пол и змеей сомкнулся вокруг клетки. Викар вскрикнул, закрыв рот ладонями. Эскаэль же со сдерживаемой злобой уставилась на женщину в клетке: она сидела на полу, неестественно подогнув ноги, руки были прикованы к верхним прутьям, голова запрокинута, а светло-зеленые остекленевшие глаза обращены к потолку. Дрожащий свет лампад плясал на серой коже нагого тела, покрытого сетью шрамов и свежих ран.

Эскаэль смотрела на женщину, не испытывая к ней почти никаких чувств: ни жалости, ни печали, разве что легкая радость трогала ее душу. Может, теперь, когда она умерла, шинда забудут о том, как однажды оступился их король. А когда ее запах выветрится из подземелья, где содержали человеческих рабов, собратья забудут ее вкус и перестанут принюхиваться к близнецам и смотреть на них как на выродков той, что годилась лишь в пищу.

Викар шмыгнул носом, сдерживая слезы.

Из противоположного угла спальни донесся едкий смешок.

Эскаэль обернулась к королеве. Поймав взгляд ее светло-серых глаз, девочка сжала зубы и демонстративно провела по губам тыльной стороной ладони, размазывая по щеке кровь матери. Лицо королевы исказилось от злости.

– Выкиньте их прочь, – скомандовала она, отвернувшись. – Сегодня я достаточно насмотрелась на эту мерзость.

– Ну ма-а-ам, – обиженно простонала Атрей. – Мы не доиграли!

Приказ королевы был исполнен буквально: близнецов подняли под руки, дотащили до двери – Викар пытался идти, но пятки скользили по полу – и словно мусор вышвырнули за порог. Дверь с грохотом захлопнулась перед распластавшимися на пыльному полу детьми.

– Эскаэль!

Викар подполз к сестре. Она попыталась встать, но ослабевшие ноги подвели: хоть рана на руке и затянулась, выпитой крови все равно было мало, чтобы восстановить силы. Брат крепко обнял ее и, поднатужившись, помог встать. Эскаэль тяжело повисла на его плече, не сводя пылающего взгляда с резной двери.