– Постой, – перебил Хаджар, – откуда ты знаешь, что на разных людей она действует по-своему?

Аркемейя улыбнулась. Очень хищно. Куда хищнее, чем это мог сделать простой человек.

– В ремесле охотника самый главный элемент, Хаджар, это наживка. Проверить ловушки. Узнать, что впереди… А у короля Гретхегена, как оказалось, тюрьмы переполнены. Вот я и взяла тех, кому все равно плаха светила.

Хаджар молча обвязал пояс второй веревкой и начал спускаться вниз.

– Не одобряешь? – спросила Аркемейя, когда догнала, казалось бы, немощного старца.

– Это неважно, – только и ответил Хаджар.

Спуск в полсотню метров не занял так уж много времени. И при этом Хаджар не мог сказать, что чем ближе он подбирался к границе трясины, тем отчетливее ощущал… хоть что-то. Нет, это был обычный заболоченный овраг, на краю которого грибники веками собирали грибы.

Передавали друг другу из уст в уста страшилки о том, что некоторые охотники, грибники и дети, попав в Страшный Овраг (простите – Впадину), исчезали, чтобы не вернуться вообще или возвратиться спустя многие годы измученными безумными стариками, которые боялись собственной тени.

Но все так же дети ходили сюда по зиме кататься с горки, охотники выслеживали дичь, а селяне бродили за грибами, ягодами да различным природными ингредиентами для пути развития.

– Не расслабляйся, – быстро бросила Аркемейя и первой нырнула в трясину.

Хаджар усилием воли создал вокруг головы нечто вроде воздушного шара. Он все же оставил позади возможности истинного адепта и более не мог в течение многих часов обходиться без кислорода.

Первым ощущением после того, как с чавканьем и хлюпаньем трясина приняла его в свои осклизлые и скользкие объятья, оказался привычный болотный холод.

Но Хаджар спускался все ниже и ниже. И там, где по его расчетам должен был быть склон, нога не ощущала ничего, кроме вязкой субстанции.

Холод. Но не пронизывающий или замораживающий даже душу, а просто самый обычный холод болот.

Да и в общем и целом…

Это был, пожалуй, самый богатый коридор, который Хаджар когда-либо видел в своей жизни. Пол, устланный каким-то белым камнем, излучавшим энергию. Энергию, способную расщепить душу адепта, превзошедшего границы Безымянного. Но если тот был достаточно силен, чтобы выдержать это излучение, то сделать ее более крепкой и устойчивой.

Удивительно.

Такой камень, его жалкий осколок размером с мизинец, вероятно, стоил больше, чем могли себе позволить семь кланов Даанатана… Да что там, даже совокупные вложения всего региона Белого Дракона вряд ли осилили бы покупку больше чем щепотки пыли этого камня.

Но здесь…

Здесь им устлан коридор. Коридор, конца и края которого Хаджар не видел. Такое впечатление, будто он тянулся откуда-то из-за границы левого горизонта и исчезал за гранью правого.

Стены, как и пол, тоже были выложены драгоценным материалом. Но на этот раз – металлом. И даже цвет у него оказался непостоянный. То изумрудный, то золотой, то переливающийся всеми цветами радуги, блестящий бриллиант. При беглом взгляде это была самая яркая и звездная ночь, которую видел в своей жизни Хаджар, а если долго всматриваться, то золотистый, розовый рассвет, пришедший после долгой и темной зимы.

Стены тоже излучали энергию.

Они словно умиротворяли и заживляли раны. И если бы здесь оказался человек-адепт, пусть и выше Безымянного, страдающий и умирающий от жутких душевных ран, то он немедленно бы обрел мир и покой, достигнув достаточного просветления, чтобы познать свой собственный путь в этом безумном мире.

И вот на такую облицовку, даже меньше, чем на ее пыль, не хватило бы ресурсов не только Белого Дракона, но и Алого Феникса, вместе взятых.