Уже давно миновали те годы, когда простые смертные ступеней Телесных узлов или даже рек могли его хотя бы ранить. В его руках лежал артефактный меч Духовного уровня, а сам он являлся практикующим, стоящим на самой грани становления истинным адептом – трансформации новой души.

– Расскажи мне о вашем мастере, кузнец, – попросил Густав, показательно для всех, кто во тьме мог наблюдать за ним, поправляя ножны у пояса. – Путь, видимо, неблизкий, так что лучше скоротаем его за парой слов.

– Соглашусь, – прогудел грузный работяга. Работа и гены делали его таким. Кузнечество в основном являлось наследственным, сакральным искусством. – Все равно пара слов – все, что у тебя есть, если ты не решишь отказаться от своей бредовой идеи.

– Старик настолько страшен, кузнец? – хмыкнул в бороду Густав.

– Жарг, Серобородый, меня зовут Жарг.

– Очень приятно, Жарг, – без тени иронии кивнул Густав. Все же не каждый вечер встретишь смертного, который откажется от звонкого металла, исходя из своих личных убеждений. – Ну так что сможешь рассказать про старика?

Жарг задумался на какое-то время. Густав чувствовал, что кузнец, как и он сам, не испытывает страха перед теми, кто таился в ночной мгле.

Хотя, с другой стороны, кто в своем уме нападет на такого детину, у которого в плечах спрятался не один, а сразу два аршина?

Он небось мог раздавить спелый арбуз в своей лапище с той же легкостью, с которой обычный человек – крупный помидор.

– Он пришел к нам чуть больше пяти лет назад, – начал свой рассказ Жарг. – Пыльный, уставший, видавший виды воин, у которого полголовы в седых волосах, все тело – в жутких шрамах, их порой можно спутать с глубокими морщинами.

– И сколько же ему лет?

– Никто не знает, – пожал плечами Жарг, – мастер почти не выходит в свет. Он либо занимается с учениками в своей школе, либо уходит в леса. За все время, что я с ним работаю, услышал от него хорошо если сотню слов.

– Молчаливый воин в шрамах… – протянул Густав. – Знаешь, я воевал на границе Красного Феникса с темными эльфами Загры. Так вот те, кто дезертировал из нашего строя, обычно тоже имели славу молчунов.

– Не знаю, Серобородый, был ли когда-нибудь солдатом мастер, но… Он не кажется человеком, который хоть кому-то подставит свою спину. – Тут Жарг словно вздрогнул и передернул плечами. – Впрочем, он вообще порой им не кажется.

– Кем?

– Человеком, – пояснил кузнец. – Но тебе лучше сперва самому увидеть, прежде чем задавать очередной вопрос. К тому же мы уже пришли.

И действительно. Они стояли около бедняцких трущоб – нагромождения сараев, которые по недоразумению именовались домами. И на их границе высился явно самодельный забор. Огромные, заостренные сверху жерди были вонзены в землю и крепко опоясаны конопляными канатами.

– Боится воров? – Густав оценил остроту кольев.

– Кошек, – пояснил Жарг. – За мастером всюду следует белый котенок, и он очень плохо реагирует на бродячих котов и собак. Так что мастер построил этот забор, чтобы никто не пострадал.

– Кошек? Ну да… конечно… разумеется. Настоящих мечников ведь действительно заботит благополучие их котят.

– Ты можешь ерничать сколько угодно, Серобородый, но эта вывеска висела здесь пять лет и провисит столько, сколько того пожелает мастер.

Густав посмотрел на вишневую доску, где значился всего один иероглиф “Школа” – и больше ничего.

За все десятилетия странствий Густав сражался более чем с тремя сотнями мастеров различных стилей и течений. И те названия школ, которые они придумывали, порой граничили с безумием, но чаще выдавали в них стремящихся к славе зарвавшихся самонадеянных глупцов.