В ответ на это Хаджар с Эйненом только переглянулись.
В отличие от остальных, островитянин получил полную версию “сценария”…
Спустя еще полчаса споров и поправок адепты пришли к соглашению и, принеся клятвы, начали приготовления к самому дерзкому из переворотов Даанатана за последние несколько веков.
Глава 949
Брустр Динос лежал в своих покоях. Несмотря на видимую простоту, стены их были обшиты самыми дорогими породами дерева. На полах лежали лучшие ковры работы мастеров из Моря Песка. Гобелены и картины изображали сцены из мифов и легенд.
Под огромным балдахином на постели, где даже носитель крови Вечной Горы мог бы лечь плашмя, спало сразу несколько человек.
Вокруг Брустра, как котята вокруг матери, свилось клубками так много прелестнейших наложниц, что разобрать, где чьи конечности, было практически невозможно.
Жена Брустра, которая родила ему двух наследников, как и было положено, находилась в женском крыле и без разрешения главы рода не имела права его покидать.
Веками так было и так будет – лучше и для женщины, и для мужчины…
– Сын мой, – прошептал Брустр.
Поднявшись, не заботясь о том, что может кого-то разбудить, Динос едва ли не по телам стонущих наложниц прошелся по кровати и спустился на пол.
Зарываясь пальцами в густой ворс ковров, он накинул на плечи шелковый халат, вышедший из-под иглы самой Брами. Подойдя к разноцветному витражу, взял с подоконника бутылку трехвекового вина и бокал из прозрачного, как слеза младенца, хрусталя.
Брустр всегда любил все самое лучшее.
Лучшее вино в самых дорогих кубках.
Самые дорогие женщины в самых лучших нарядах.
Лучшие клинки в ножнах, за которые можно купить чью-нибудь верность.
Дорогие кони в стойлах, напоминающих дома вельмож.
Всего этого у Брустра не было. Этим владели его дед, его отец, его старший брат, но не он. Брустру доставались лишь объедки со стола главной семьи. Семьи, из которой его, младшего сына, выкинули как ненужную, паршивую отцу. Стоило ему отправиться в школу Святого Неба, как он мгновенно понял, что значит быть в кругу аристократов “младшим наследником”.
Шутом и балагуром. Никем не оцененной и незамеченной тенью того, кому по упущению богов повезло родиться на несколько лет раньше.
И неважно, был ли младший сын талантливее или умнее – кровную линию нельзя прерывать, и корону клана получал лишь первенец.
Так было всего…
Брустр так и не отпил вина и, поставив кубок обратно на подоконник, тяжело на него оперся.
Он ненавидел их.
Отца, деда, брата. Ненавидел за те пощечины, что окрашивали его лицо алыми пятнами. За плевки, стекающие по спине. За объедки, которые он после наказания воровал у слуг.
Ненавидел за то, что за все провинности брата в итоге наказывали его, Брустра. Ведь нельзя даже тронуть пальцем старшего наследника, которому впоследствии править домом Хищных Клинков.
Он ненавидел их…
Но больше всего даже не за унижения и лишения, а за разрушенную жизнь и растоптанную честь. За то, что жена, которую он должен любить, живет в другом крыле дворца, и от одного ее вида Брустра выворачивает наизнанку.
За то, что на его постели лежат наложницы, лиц которых поутру он даже и не вспомнит, если сам того не захочет.
– Ленис, – прошептал Брустр.
Он увидел ее отражение в вине, плескавшемся в бокале.
Брустр любил все лучшее.
И он любил Ленис, младшую сестру Сальма Тареза, нынешнего главы торгового дома Тарез. Правда, во времена, когда они вместе посещали занятия и испытания школы Святого Неба, главами их кланов были совсем другие люди.
Он любил ее… каждый взмах ресниц, каждый вздох пышной груди, каждое движение тонких запястий, каждую ноту запаха каштановых волос.