В отличие от меня, он не был удивлен. Однако стоило окинуть мою фигуру незначительным взглядом – черты его лица на мгновение дрогнули. Правда, эта участливая вспышка оказалось такой мимолетной, что я даже начала сомневаться, не померещилось ли мне?

– Что случилось?

Я не ответила, продолжив молча идти дальше и смотреть куда угодно, только не в его сторону. Наша ссора все ещё отдавалась тупой болью в сердце. А его слова не выходили из головы все утро. Только вот если Дана это останавливало, его – никогда.

Я не поняла в какой момент его пальцы успели сомкнуться на моем запястье, но уже в следующее мгновение он заставил меня посмотреть на себя. Его глаза неотрывно наблюдали за мной, вгоняя в растерянность ещё больше.

– В последний раз спрашиваю: что случилось?

– В последний раз повторяю: отстань от меня.

– Онилл, – лёгкие, едва рычащие нотки.

– Тай, – упрямая и издевательская интонация от меня.

Мы сверлили друг друга взглядом. И я солгу, если скажу, что мое сердце не дрогнуло, забившись в припадочных конвульсиях, и не превратилось в бесхребетное желе.

Его глаза.

Они чертовски красивые.

А губы?

Боже, когда он так сжимал свои пухлые губы, то меня охватывала мелкая дрожь.

Словно почувствовав это, он вдруг резко отступил. Тепло его пальцев в мгновение исчезло, заставив легкий холодок пробежать по коже.

– Ты ведешь себя как ребенок, – холодно сказал он, заставив ещё не утихшую ярость вспыхнуть с новой силой.

Только на этот раз я не стала спорить. Вместо этого произнесла:

– Тем более, нам больше не о чем говорить.

Я развернулась и продолжила начатый путь. Он не окликнул меня. Не остановил. Вместо этого бросил лишь: «Как знаешь» и, точно так же развернувшись, ушел в противоположную сторону. Словно ему действительно плевать, а все эти мнимые переживания и банальные вопросы лишь от того, что он лучший друг моего брата.

Ненавижу!

Разве можно быть таким…таким…

– Просто нет слов! – запальчиво произнесла вслух и ещё долго ругалась после. До тех пор, пока, наконец, не пришла в комнату и, скинув одежду, предварительно обработав раны, не переоделась в новый комплект формы, чтобы успеть на следующую пару.

Меня заботило столько вещей одновременно, что голова шла кругом. Однако первостепенной была та, что в настоящий момент заботила больше всех.

Спецкурс.

Куда меня распределят?

К кому я попаду?

И…что меня ждёт?..

Мирвы

Удача все же снизошла до меня: я успела забежать в аудиторию прямо перед тем, как в неё зашел профессор.

Первые три пары прошли хорошо. Это были обычные среднестатистические предметы, которые, в принципе, есть везде. Вычислительная арифметика. Аливийский язык, считающийся международным и преимущественно одним из самых распространенных, и феотерия, предполагающая изучение существующих форм материи и природных явлений, помноженное на бесчисленные задачки и формулы. Считается, что именно феотерия больше всего раскрывает аспекты взаимодействия с природой. А та, как известно, является первоосновой, заключая в себе не просто материальные субъекты, но и особую оболочку, состоящую из энергии – энергии всего живого или «сатэм мор», как говорили некоторые ученые, что означало «живую сотканную душу».

Последней на сегодня четвертой парой стояло что-то из разряда «неопознанного» и звучало как «Мэйнтрилл».

Свернув в сторону перехода, чтобы за пару минут оказаться в другом корпусе, мы не переставали слушать многочисленные предположения, доносившиеся со всех сторон. Некоторые считали, что это «микробиология». Другие, что это как-то связано с «темными искусствами». Третьи, что это «древние медитации, помогающие входить в особые трансы». Что до нас… То мы просто зевали (ранние подъемы явно не про нас), стараясь при этом поддерживать ученическое достоинство атэ.