Ещё одна ночь, теперь уж точно последняя, в бедном гестхаузе прошла бессонной. Рэм лежал на матрасе, заложив руку за голову, и смотрел в окно под потолком. Одна за другой гасли звёзды, светало, а уснуть так и не получилось, хотя на душе было спокойно как никогда. Только Рэм погрузился в сон, как тут же раздались голоса. Пора вставать. Первый день коры.

Паломники шли, растянувшись змеистой цепочкой. Собирались на привалах, отдыхали, пили тибетский чай с солью и ячьим маслом. Незаметно оторваться от группы было проще простого. Но сегодня рано. Кайлас приближался и надо было сократить расстояние до минимума, а значит, уходить следовало завтра.

Заночевали в монастыре Дрирапхук гомпе. На этот раз Рэм заснул сразу, хотя была опасность проспать, а включать будильник остерёгся. Но сработал свой, внутренний будильник. В нужный час, как по сигналу, Рэм открыл глаза и почувствовал лёгкость и готовность к действию. Никем не замеченный, он вышел из гомпы и, опираясь на лыжные палки, двинулся к горе. Идти было не сложно: дорога как будто шла не вверх, а вниз по склону. Но вскоре погода испортилась, подул верховой ветер, и тотчас окрестности затянуло тяжёлым молочно-серым туманом.

Дорогу преградила отвесная скала. Рэм повернул на север. Снежная пыль, клубясь и меняя направление, хлестала в лицо. Всё чаще приходилось останавливаться, чтобы собраться с силами и восстановить дыхание. Но вот скала раздвинулась, открыв проход в виде многоступенчатой лесенки. Рэм полез вверх, цепляясь за обледеневшие камни, пока не выбрался на довольно пологий участок. Теперь идти приходилось наугад – всё застилала дымящийся снежный полог.

Можно было не открывать глаза, всё равно сквозь очки ничего не видно. Было странное ощущение – словно кто-то невидимый толкал в разные стороны, ставил подножки, вис на спине и норовил сбить с ног. Но нужно было идти, невзирая ни на что, – в этом заключался смысл игры в преодоление.

Рэм упал, с трудом поднялся, снова упал; поздно обнаружил, что потерял лыжную палку. Через каждые десять шагов, падая, хватал снег губами, стараясь заглушить пылающий в груди жар. Сначала он отсчитывал десять шагов, чтобы упасть и отдохнуть. Потом восемь. Потом пять. На пятом понесло вниз. Всё время вниз. Пальцы скользили по ледяной корке, оставляя борозды…

Однажды в детстве на снежной горке из-под Рэма выскочили сани, и он летел, скатываясь и вращаясь как юла, беспомощный и напуганный; и видел только снег и искры на отполированной поверхности льда. Теперь он испытал ту же беспомощность, но вместо солнечного света, завывала метель и окутывала серая муть. И будто засасывала невидимая воронка. Пролетев несколько метров, с хрустом пробив ледяной наст, Рэм упал с трёхметровой высоты в глубокий сугроб…

И ничего не увидел. Сумеречный свет не опускался ниже отверстия, за которым хозяйничала мгла. Рэм ощупал лобный фонарик – к счастью, он не разбился. Включил… Пещера имела форму бутылки. Её горлышко оканчивалось единственным узким выходом, который он пробил своим весом. Рэм скинул рюкзак и, вглядываясь в темноту, осторожно двинулся вдоль стены, ощупывая её неровную тёмно-бурую поверхность. Через несколько шагов упёрся в колодец – полутораметровое круглое отверстие в полу. Оно было обрамлено идеально подогнанными камнями, с высеченными на них рисунками. Резец художника запечатлел разные моменты охоты: доисторические животные – мамонты, леопарды, горные козлы, летящие в них стрелы и копья, а вокруг звёзды с длинными зигзагообразными лучами. Всю стену над колодцем покрывали загадочные надписи. Рэм подумал, что проводник Дмитрий, пожалуй, смог бы их прочесть – он неплохо разбирался в мантрических знаках. Но теперь это не имело значения.