— Вот засада, — рассмеялась я сквозь слёзы. — И убить меня нельзя, а то сдохнешь, и довериться страшно. О любви я даже не зарекаюсь — поняла уже, что не способен на такое.

— Довериться? — Поднял на меня янтарный взгляд. — Дай клятву Высшей, что не покусишься на мою жизнь, даже вспомнив прошлое, даже если Альфа прикажет.

— Да не проблема! — крикнула я и стала прямо в свитере оборачиваться.

Ноги окутал сизый мех с белоснежными узорами. Я выросла больше двух метров ростом, возвысилась над Нилом. Одежда на мне натянулась. Я острым белоснежным когтём вспорола запястье на мохнатой руке. Полилась алая кровь. Этим запястьем нарисовала на своей морде крест.

— Клянусь, — глубоким рыком сказала Снегурочка, — не покушаться на твою жизнь… урод!

Она прыгнула в сторону леса на все четыре лапы и побежала подальше от поляны.

Нам нужно было отдохнуть от этого противного деда. Волчица не хотела клятву давать, посчитала, что так угождать самцу слишком унизительно. Это я её заставила.

На этой почве у нас получился небольшой конфликт.

Я влюбилась, моя волчица решила, что самец бракованный. И свалить от него было бы неплохой идеей.

Не понравился Снегурке Нил, но часть добычи тащила ему в клыках три километра.

***

Вернулись на свою поляну. А в избушке печь топилась. Дым белёсый на фоне чёрного неба вверх уносился и таял на фоне созвездий и узкого месяца. В окошке жёлтый свет горел.

И мне, вот по-человечески, домой захотелось. Я обернулась и с куском мяса добралась до двери. Снег закоченел ночью. Холод прихватил. И кололся под ступнями острыми льдинками.

Я быстро вбежала в дом, закрыв за собой дверь.

Старик сидел ко мне спиной. Прямой спиной с мохнатым седым гребнем, как гривой. Что-то ножом резал на столе.

Две сумки, что принесли нам оборотни, были раскрыты. Лежало на кровати полотно ткани чёрного цвета. Стояли на столе баночки с солью и специями. В чугуне у моего самца каша сварена, на плоской дощечке стопкой лепёшки с мёдом лежали.

Ещё старче успел все ножи и топор наточить и нарубить дровишек дня на два.

Сидел, резал кусок подаренной нам кожи. Я положила мясо у печи и заворожённо смотрела, как Нил работает. Он взял в пальцы иглу и сшивал лоскуты кожи.

Делал обувь.

На столе рядом с его руками уже лежал один чудесный тапочек. Или полуботинок на шнуровке. Аккуратный и очень красивый. На узком носке красовалась выбитая снежинка.

«Не ведись! Он больной на голову», — прозвучало в моей голове. Но как-то отдалённо. Потому что почти незнакомый мужчина шил обувь для меня.

— В общем, так, Нил, ещё раз с цепью ко мне сунешься — больше никогда не увидишь, — решила я выступить.

— А с х*ем соваться можно? — хмыкнул оборотень и поднял на меня тёплые янтарные глаза.

— Дурак, — хихикнула я. — Только с ним.

Нил усмехнулся и подтолкнул мне мягкий ботинок.

— Примерь, — очень тихо сказал он.

Я всё это время ждала, когда он обозначит принадлежность обуви ко мне. Вот теперь имела право думать, что это мои боты.

Тут же села на пень и примерила ботиночек. Невероятное ощущение мягкости и тепла. Ступню, щиколотку как обвило нежностью. По размеру. Кожа хорошей выделки и мастер ничего.

— С меня ночь любви. — С улыбкой посмотрела на него.

А у него такой вид похотливый, злой, заинтересованный и задумчивый.

Одновременно!

Странный он.

Жалко его вдруг стало. Вот сидит Нил со мной рядом, а я чувствую, что не владею им. И кажется, что он глубоко одинокий волк.

Не полюбит. Никогда? Так и останусь предательницей и чужой?

Я горько усмехнулась и вернула тапок на стол.

— Ткань на одежду пустить можно? — попыталась отвлечь себя от унылых мыслей.