– Ты маме тоже часто цветы дарил.

– Это другое. Это двойная радость – и цветы, и по любви.

– Лучше, как я понял, не дарить, не морочить голову, – скажет Митя, думая о чем-то своем.

– Наверное. Честнее. Но если хочется?

– И чем все кончилось?

– Надоело слушать?

– А что-то еще было в промежутке?

– Ты прав. Ничего особенного не было, так все и тянулось. А однажды пришла в гости ее мама. Принесла пирог. Светы не было. И она говорит: Дмитрий, вы так и будете жить или все-таки, как нормальные, поженитесь? Я говорю: мы это не обсуждали. А она говорит: это она с тобой не обсуждает, зато она со мной все время обсуждает, вроде того, не могу понять, чего он от меня хочет. Дмитрий, говорит, ты, я вижу, губа не дура. Пользуешься ее молодостью во всех смыслах. Если ты перспективу с ней создавать не намерен, тогда, говорит, Дмитрий, при всем уважении, сделай отсюда до свидания, я не хочу, чтобы моя дочь попусту время потеряла, а в тридцать лет потом заново жениха искала себе. Она семью хочет. Вот такая речь у нее была. Я сказал: вы правы, надо делать выбор. И ушел.

– И правильно.

– Да, но как-то подловато получилось. Я воспользовался ситуацией.

– А как еще? Если эта Света сама не хотела видеть, что ты ее не любишь, то сама и виновата.

– А может, действительно не видела?

– Мы всегда все видим, – скажет мой мудрый сын. – Или видим, или догадываемся.

– Я вот не видел, что с твоей мамой происходит.

– Извини, тоже, наверно, видел. Просто… Ну, как бы не замечал. Я тебя перебил, – скажет сын торопливо и деликатно. – Значит, на этом все и кончилось?

– Не сразу. Она потом… Ох. Плакала, сказала, что мама идиотка и неправильно ее поняла, вовсе она ей не говорила, что замуж за меня хочет, а говорила только в принципе, что можно бы, но не обязательно, на самом деле ей и так хорошо, не собирается она замуж, у нас все отлично, с какой стати расставаться? Ну, и я вернулся. Она мне еще раз все повторила: ничего от меня не хочет, ее все устраивает, давай дальше жить, как жили. И мы как бы помирились. Чувствую – опять меня затягивает. Все, хватит, надо серьезно поговорить. Объясняю ей: Света, ты лучше всех, а я урод, я тебя обманывал, ты мне нравишься, но я тебя не настолько люблю, чтобы… Ну, все в этом духе. А она мне: какая разница, настолько, не настолько, нам вместе хорошо? Я говорю: хорошо. Все, больше ничего не требуется. Я говорю: слушай, если совсем честно, я тебя, похоже, совсем не люблю. Она говорит: не надо врать, если бы не любил, не жил бы столько со мной.

– Логично.

– То-то и оно. Иду до конца, объясняю, что жил без любви, просто меня все устраивало. Мама твоя, говорю, права, пользовался тобой. Вот и все.

Митя посмеивается:

– А она говорит: ну и пользуйся дальше?

– Почти. Сказала: ты, говорит, сволочь, конечно, но что делать, если вы все такие? Ты надеялся, я все вытерплю? Нет, пошел к черту. Только не сейчас, давай я привыкну к этой мысли, а пока недельку еще вместе побудем. Вроде того, попрощаемся. Ладно, я согласился. Неделька, другая, третья. Она так себя ведет, будто ничего не было. А я ей опять цветочки тащу и вообще. Даже еще ласковей стал. И однажды четко понял, что еще немного – и все. Я ее обманывал, а начну и себя обманывать. И сам себе поверю. И малодушно сбежал. В Москву. Поступил, учился, работал, сам себя обеспечивал.

– Ты рассказывал. Герой.

– Надоели папины байки?

– А она за тобой не поехала?

– Нет.

– Повезло. Другая бы догнала и вернула.

– Считаешь, что со мной так можно?

– А то нет?

Досадно.

Досадно, что мой сын думает так обо мне.

То есть может так подумать.

То есть я предполагаю, что он может так подумать.