— Вези. Домой. Поди обойдёмся без больнички, — вздохнул личный доктор, и я отключился. 

Мышка, видимо, из состояния “в отключке” перешла в состояние “здоровый сон больного человека”, причмокнула и просунула между щекой и сиденьем руку. Она скрючилась в каральку, да так уютно, что самому захотелось “скрючиться” рядом. Прелесть. 

А ещё я взвыл про себя, что всё так тупо закончилось. Меня прям разрывало во всех смыслах. Мышка была такая мягкая, сладкая, крутая. Прям… кайф. И главное, всё так легко, без имён, без официоза, без: “Не соблаговолите ли, скинуть портки, я вас трахну-с!”. Нет, вовсе нет. Всё естественно, как дышится, так и пишется. Это могла бы быть моя лучшая ночь… И хрен с ним, если бы я потом даже пожалел… 

Я остановился возле девятиэтажки с гордым названием “Жилой комплекс” и набрал личному врачу, что можно встречать. Вытащил Мышку из тачки, укрыл курткой и понёс к подъезду. Мне открыли тут же, не успел набрать номер квартиры, Вика стояла, подбоченясь и закатив глаза.

— Выкати, — посоветовал я. — И помогите человеку!

Мы мигом поднялись на шестой этаж в гробовом молчании, и избавиться от Викиных гневных взглядов оказалось не так и сложно. Я просто пялился на Мышкино милое личико. Стремительно высохшие от езды с печкой волосы, оказались естественного желтоватого оттенка. Не пепельная блондинка, не выбеленная до невозможности псевдо-блондинка, а обычная светленькая девчонка, с вздернутым носом, большим мягким ртом и чуть более пухлой верхней губой. Когда в школе читал “Войну и мир”, не понимал, чем так оскорбил княжну Балконскую Толстой, а теперь дошло: это и правда очень мило и невинно.

Губы мягкие, и я их помнил… Если бы не Вика — поцеловал бы. 

— Та-а-ак, — пропел Витя, стоило нам переступить порог, потирая руки и принимая мою ношу, чтобы унести в гостиную и уложить там на массажный стол. 

— Так, никаких массажей, лечи простуду! — предупредил я, на что Вика фыркнула и пихнула своего Витю в бок.

— А ты, я смотрю, уже и диагноз поставил? — поинтересовалась она, шурша какими-то пакетами и обрабатывая спиртом стетоскоп. — На, Виктор Степаныч, — сказала она, вручая Вите прибор. 

— Спасиб, Виктория Андревна, — пробубнил в ответ семейный доктор. — Так, и что? Кто? Девочки знают?

— Ой, не начинайте! Лады? — я растянулся на диване, подсунув под голову подушку. — Как там пациентка? Жива?

— Да вроде… — протянул Витя.

— Вить, ты врач вообще или кто?

— А чем тебе мой ответ неврачебен? — хохотнул семейный доктор, а Вика опять закатила глаза.

— Выкати, — хором ответили мы с Витей, и Вика просто ушла ставить чайник. 

Вообще-то моей подругой была Вика, а Витя появился в качестве её супруга позже. Ну, и подруга сказано тоже сильно: сестра, двоюродная. Лето проводили на одном дачном участке нашей бабулечки. 

— Ну жить будет, ага, — пробурчал в усы Витя. — Зовут-то её как? 

— Хер знает… 

— Ты где её взял?

— На остановке нашёл… 

— А чего она в твоей одежде?

— Замёрзла, промокла, переодел!

— Замёрзла, промокла, раздел, переодел?

— Ну так вышло, ай, Витёк, не усложняй мне жизнь! Вик! Ча-а-ай!

— Несу-у-у, — провыла Вика, а потом появилась в дверях. — Хотя нет, идём на кухню. Вить, Леди Дождя на диван оттащи? А то очнётся тут и упадёт на пол. 

— Я сам! — выдал я и бросился наперерез Вите, поднимать Мышку и перекладывать на диван.

Мы остались в гостиной одни, она сопела, но была вполне себе живой, бормотала даже что-то, почти внятное. Был велик соблазн залезть в её кожаный рюкзачок, который притащил вместе с телом, но не решился. Девчонка мне явно доверяла, не мог её подставлять и шариться по вещам. Потому не удержался только от одного, поцеловал в губы, в щёку, в лоб и чуть там же не остался спать возле дивана, а лучше на нём, чтобы обнять крохотную Мышку.