В машине Габриэль сел впереди, а Маргарита, как смогла, устроилась полулёжа на заднем сиденье. В Химках, на самом подъезде к Москве, у неё начались схватки. Альбина нашла по навигатору ближайший роддом и на максимальной скорости, не обращая внимания на висевшие на столбах радары, помчалась туда.

У приёмного покоя стояли двое мужчин в зелёных халатах и курили.

– Мальчики, – закричала Альбина, – у неё роды начались.

Маргариту быстро положили на каталку и увезли внутрь. Через полчаса вышла санитарка:

– Вы, что ли, роженицу привезли? Поздравляю, сына она родила. Нормально всё, домой езжайте, поспите, а завтра добро пожаловать. Они вас ждать будут.

– Габриэль, – закричала Альбина, – у тебя сын родился! Понимаешь? Как это по-французски? Господи, у меня же интернет в телефоне есть… Вот, перевести на французский… Смотри, – и сунула телефон французу.

Что вытворял Габриэль – это надо было видеть. Он плясал, пел, беспрестанно кружился по двору, никак не мог успокоиться.

Гостю постелили в гостиной на диване, но Альбина всю ночь проворочалась и слышала, что француз тоже не спит, по комнате в темноте бродит.

Утром позавтракали – и в роддом. Альбина набрала кое-каких своих вещей, Маргарита же вообще без всего там оказалась.

На удивление, их пустили в палату. Маргарита в постели лежала, вставать ей пока не разрешили, разрывов было много. Они с Габриэлем вначале опять щебетать друг с другом короткими фразами пустились, но затем француз перехватил инициативу и что-то долго рассказывал, а Маргарита лишь ахала да охала. Потом сестре вкратце пересказала:

– Представляешь, он, когда в Париж из Москвы прилетел и оттуда до дома добирался, в аварию страшную попал. Микроавтобус, на котором он ехал, с горы вниз сорвался, несколько раз перевернулся. Все погибли, а ему повезло – он с краю оказался. Едва успел выбраться и в сторону отползти, как произошёл взрыв. Но он его не видел – сознание потерял. В коме несколько месяцев пролежал, но выкарабкался. Глаза, правда, лишился, да шрамов несколько на голове осталось. И с ногой пока проблемы, а в остальном, говорит, всё в порядке. Из госпиталя выписался, помчался в своё министерство – вызов мне оформлять, а затем сразу в Москву – как чувствовал. До дома так и не добрался.

Маргариту неделю держали в роддоме. Альбина с Габриэлем всё это время по инстанциям всяким бегали, вопросы сложные утрясали. Вызов-то Габриэль на одну оформил, а из России надо двоих вывозить. Но тут во французском посольстве помогли и все документы заново оформили. Да и на работе у Альбины в положение вошли, отгулами её отсутствие прикрыли. Директор, правда, пригрозил, что она их после вдвойне отработает, но так уж у них на фирме сложилось: если тебе навстречу пошли – будь добр потрудись потом.

Неделю только и пожили молодые в Москве после выписки. Прямо так с малышом и улетели. Только зарегистрировали его – и всё. Имя выбирали недолго. Габриэль вначале предложил назвать мальчика Щи, но ему объяснили, что слово это не мужского рода, тогда он начал настаивать: пусть Борщом будет, ведь борщ – мужского. Сошлись, правда, на Викторе. Имя и у нас, и во Франции распространённое. «Победитель» означает. Ударение только по-разному: у нас на первый слог, а у них на последний. Брак регистрировать решили во Франции, у них там бюрократической волокиты поменьше, так Габриэль заявил.

Только следующим летом Альбина смогла к сестре выбраться. Жили они с мужем и ребёнком неподалёку от Марселя, прямо на берегу Средиземного моря. Там был небольшой посёлок, в нём-то, на самом пригорке, Габриэль себе домик и построил. Небольшой такой, двухэтажный, с просторной террасой почти на крыше. Он на этой террасе сидел обычно и с тоской на море смотрел. Плохо ему было на земле, неустойчиво как-то, но потихоньку привыкал к своему новому, сухопутному состоянию.